Глава восьмая.
"ПЕРСЕЙ СПАСАЕТ АНДРОМЕДУ"
- Знаешь, Жора, - продолжала Лидия Сергеевна, -
папа учил, учил меня… всегда «читать между строк» - в характерах людей и в
жизненных коллизиях, но я так и не смогла до конца научиться... Тяжелая это
наука.., то прозрение приходит поздно, то… смирения перед истиной не хватает...
Столько ошибок сделано! А сколько неправильных решений принято! Не поправить и
не изменить. Правильность выбора дается как дар. Выбор - наша свобода и
заточение. Судьба предрешает, но Всевышний оставляет за тобой право выбирать.
Сами себе проблемы создаем, - о результатах
плачем, стенаем, виним обстоятельства, но не себя...
Читай,
дорогой, извини за философствования. Да, я тебе не сказала, - дневник пишет
некая Даша Белоцерковская - девочка из питерской коммуналки. Она
описывает детство, людей, с которыми сталкивается в жизни, юность и первую
любовь... Непонятно мне, зачем она выбрала именно «Мифы» для своего дневника?
Почему не делает записи в обыкновенной тетради? Может быть, знала, что никто
эту книгу не возьмет с полки и не станет читать? Если ее воспоминания написаны
недавно, значит, была уверена – никому из домашних эти «Мифы» не интересны. И,
выходит, живет не с теми, с кем хотела бы.
Как
ты думаешь, Жора? Или она одинока? Совсем одна – никому не нужная и ни в ком не
нуждается. Сама по себе, живет этакой отшельницей...
-
Даже не знаю, что вам и сказать, - ушел от ответа Жора, - но вот она пишет про
какого-то генерала.
-
А, генерал Архангельский… это ее отца лучший друг…
-
Понятно, - Жора слегка откашлялся и начал читать записи таинственной
незнакомки, которые четко выделялись между строк наугад открытой страницы.
* * *
Я - «без-пяти-минут-молодой-специалист» Дарья
Белоцерковская, не предупредив о своем приезде, возвращалась домой с
преддипломной практики - хотелось сделать приятный сюрприз домашним. Как
всегда, дверь открыла Изольда Вениаминовна:
- Дашенька! Вернулась! Еще больше похорошела, красавица ты
наша!
Обняв старушку, без стука распахнула дверь в нашу
квартиру:
- А вот и я!! – торжественно оповестила свою обитель о
собственном прибытии.
Отец и мать, сидевшие за столом, резко обернулись и
бросились ко мне.
- Дашенька приехала, наконец-то дома! – вторили друг другу
родители.
Но что-то было не так…
- Что случилось? Мам? – повернулась я к матери, и успела
заметить, как она скорбно поджала нижнюю губу.
- Папа? – я посмотрела на отца.
- Даша, несчастье… Оба друга… В один момент! И генерал, и
художник. До сих пор поверить не могу.
- Когда?
- Три дня назад. Вон телеграммы на столе.
И я увидела два сразу узнаваемых листка, одиноко лежавших
на поверхности столешницы.
- Да что же произошло? – спросила я, осторожно опуская
дорожную сумку на пол и присаживаясь на стул. – Ты писал мне недавно о встрече
ветеранов в Мурманске и… твой генерал был так счастлив…
- После этого все и случилось.
- Инфаркт?
- Да, вечером уснул, а утром, в день своего рождения, не
проснулся... 9 Мая все однополчане праздновали, ездили на болота и траншеи. Они
заросли, но кое-где можно было даже осколки от снарядов увидеть. Генерал сразу
нашел свой блиндаж. Столько лет прошло, а он помнил. Втиснулись мы туда…
Архангельский мне на плечо руку положил. Долго стояли молча, потом он сказал:
- Не держу зла ни на кого, душа больше не горит от обиды…
Погоны здесь с меня сдирали. Разжаловали за невыполнение приказа. А приказ-то
какой был?! Бросить танковую бригаду и пехоту в болота. А для меня было ясно:
заживо сгубить людской состав и технику. Помнишь, мы в обход выступили. Высотки
в результате взяли, но ведь не десятки тысяч погибли, сообрази?! Не десятки
тысяч!! Не мог я утопить своих ребят только потому, что кто-то в Генштабе решил
– надо через болота напрямик идти. Уважаю себя за свой поступок. Если б сделал,
как приказали, может, не пожимал бы руки однополчан сегодня…
Вот здесь буржуйка стояла. Мой ординарец Василий любил чай
заваривать с разными травами. Из Сибири был, лес знал, как свои пять пальцев,
погоду предсказывал лучше всех синоптиков. Бывало, придет и скажет: через два
дня холодно будет и снег пойдет… последний раз я его видел в Алма-Ате в 56-м
году. Нашел меня, не знаю как…
После лагерей и отсидок осел я в Казахстане,… учеником
слесаря устроился на авторемонтный завод. В халупе у старой казашки комнату
снимал. Однажды вечером она мне кричит, что гость пожаловал. Вышел я – а по
дорожке Василий идет. Со слезами обнимались, я так просто... как баба в голос
рыдал. Вася до Берлина дошел. После победы все эти годы меня искал. Вытащил он
бутылку водки, разлили и говорит мой Вася:
- Товарищ генерал, разрешите обратиться!
Я за сердце схватился, давно я уже таких слов не слышал.
- Да что ты, Василий, в самом деле…
- Товарищ генерал, извините, раньше не мог придти. Я вот
тут… привез.
И вытаскивает из вещмешка нечто, завернутое в рубаху.
Разворачивает, и я вижу... парусник! Золотой кораблик, небольшой, сантиметров
двадцать в длину. В полумраке комнаты золото так и засияло, даже паруса из
золота были выкованы. Меня холодный пот прошиб. Ну, думаю, обоих за решетку
засадят, а Вася хладнокровно говорит:
- Мне его в Германии, за тушенку и хлеб, бабушка отдала. Я
сначала и не знал, что он весь из золота. У вас пилка для металла найдется?
Я, честно говоря, обомлел. Но пошел, пилку принес.
- Напополам разрежем, одну половину мне, другую, товарищ
генерал, вам. На жизнь, авось, хватит.
- Василий!
- Товарищ генерал, пчел разведете, медок – он всегда
нужен, обживетесь – и все пойдет ладом. Верьте мне, товарищ генерал!
- Пчел? Мед? – озадаченно повторял я за ним.
Пилили мы кораблик долго, оба - в поту. Я на всякий случай
крючок на дверь накинул и шторки на окне поплотнее запахнул… Вася золотые
опилки аккуратно подбирал… Разлили мы, под конец, водку: в одной руке у каждого
по граненому стакану, а в другой по полкораблика. Чокнулись, крякнули,
опрокинули одним махом стаканы и… так началась моя новая жизнь. А Василий в
59-м умер от ран, сын у него остался, летом всегда ко мне с семьей приезжает.
И, выходит, у каждого из нас есть особый, незабываемый поступок в жизни…
- Даша, тогда Архангельский впервые рассказал мне эту
историю, - воспоминаний было много... Обелиск там поставили, скромный, недалеко
от окопов, генерал на колени перед ним встал и прощения у солдат погибших
просил, что не всех смог спасти… Войну проклинал…
Вернулся в Алма-Ату - и вскоре его не стало. После похорон на поминках, представляешь, читали
мою открытку, я послал ему, вслух читали: «Друг мой, поздравляю тебя с днем
рождения, желаю тебе здоровья… твое благородное сердце и доброта спасли много
людей. Генералами по духу рождаются, а не…», - отец не выдержал, заплакал.
- Папочка, не плачь, - утешала я отца. – А художник?
- Доченька, жена Архангельского его на похороны звать
пошла, стучала, стучала в дверь мастерской, но никто не открывал, потом ей
сказали, вроде как художника не видели уже несколько дней. Она забеспокоилась.
И что?!! Он умер в мастерской, один среди картин! Никто его не хватился. Так
мертвый, с кистью в руке на полу и лежал. Тюбики с красками вокруг разбросаны. Нашли
у него две картины, в бумагу завернутые, на полотнах надпись сделал, одну в дар
Архангельскому, а другую – мне. Знаешь, какой сюжет на обеих? Закат солнца в
пустыне… Оранжево-зеленый и оранжево-голубой…
Моих лучших друзей в один день схоронили, рядом на
кладбище положили. Не смог я приехать на похороны, билет на самолет не достал.
На девять дней поеду.
- Может, так и лучше, - сказала я, - ты их будешь помнить
живыми, такими разными, неуживчивыми друг с другом… странная у вас была дружба.
- Крепкая, настоящая, мужская. Да,…
они по житейским мелочам никогда не встречались и трепом пустым не занимались,
но душой каждый из них знал – в тяжелый момент друг выручит. Понимаешь, можно
точно знать, что вот этот человек, даже если ты его видишь раз в десять лет, –
тебе поможет: сообщишь ему о беде и не будет тебе ответа «нет».
Долгое молчание заполнило комнату
скорбью. От легкого дуновения ветра шторы на окнах слегка колыхались. Из
открытого окна с улицы доносились звуки утомленного за день города. Жизнь
менялась, даже декораций в комнате стало меньше и она казалась пустой. Бабушки
давно не стало, а сестра с мужем уехали в Москву. Осталась моя «березка», за
которой я, устроившись на постели, не могла уснуть. Думы шелестели, наподобие
газетных страниц, куда были вписаны
события последнего времени, что причудливыми узорами сплетались с
воспоминаниями детства.
Когда я была маленькой, отец рассказывал мне байки.
По-моему, он придумывал сюжеты спонтанно,
вдохновенно сочиняя их на ходу. В моем детском сознании они не всегда
укладывались «по полочкам», и только со временем их значение приобретало
должные очертания.
На мой вопрос «Почему возникают белые ночи?», отец
рассказал сказку о любви: Ночь и День были влюблены друг в друга и неистовой
страстью взбаламутили Время. И люди не могли определить: когда им вставать,
когда работать, а когда ложиться спать.
Мир погряз в хаосе безвременья и Солнце взъярилось и
разлучило возлюбленных.
Светило строго определило часы появления Дня и Ночи.
Веками они не могли встретиться. Казалось, в предрассветный час День мог
увидеть свою желанную, но восходящее Солнце прожигало лучами темноту ночи и
изгоняло ее прочь. Единственное, что Ночь могла сделать – это оставить следы
своего глубокого горя от разлуки – ее слезы – росу на полях и лугах…
В конце концов, Луна не вытерпела и решила помочь
влюбленным. Однажды весной позвала она Солнце в гости и предложила поиграть в
шахматы. Великое светило не любило проигрывать и игра затянулась на много дней.
Солнышко вовремя не осветило Землю и, наконец, День встретился с Ночью.
Бросились они друг к другу в объятья и слились в страстном
порыве. Вот так у людей появились Белые ночи... Порой, чудо или трагедия
соединяют судьбы, навечно или на одно мгновение.
Ох, тошно на душе… Леша принял окончательное решение: он
едет работать по распределению в Магадан, чутье, де, ему подсказывает: лет
через двадцать именно там будут вершиться большие дела. Где золото, нефть, там
и деньги, и перспективы.
Самое ужасное - то, как он представил свое решение: либо я
его жду, либо обретаю свободу. Да разве же можно ставить любви ультиматум? Все
мое естество возмутилось. Ведь я-то ждала, что он предложит мне замуж, а не
станет ультимативные заявления предъявлять!...
От раздумий меня отвлекли крики отца, опять воевавшего во
сне. Мать, как всегда, успокаивала его торопливым шепотом... О чем я думаю?!
Друзей отца схоронили, ушли из жизни прекрасные люди, а я драму влюбленной
истерички разыгрываю! Жить, надо, жить… в гробу ведь даже и не поплачешь...
Если судьбе угодно, чтобы я была со своим любимым, значит, - все равно, когда и
где - я соединюсь с ним...»
* * *
Жора
перестал читать и вопросительно посмотрел на Лидию Сергеевну.
-
Не устали? Продолжать читать или нет?
-
Читай, Жорж, читай. Я внимательно слушаю,- ответила Лидия.
Я на отлично защитила диплом. Людка вышла замуж. Алексей
уехал. Ни писем, ни звонков. Больше месяца я ему писала до востребования, но
ответа так и не получила…
Время течет до боли медленно. Я плачу по ночам. Жду...
И тут я совершила непоправимое прегрешение.
Люська пригласила меня в компанию слегка развлечься,
выпить винца, потанцевать. Там же на вечеринке я спуталась с Хароном. Что называется, бес попутал...
Два дня сама себя ощущала похотливой кошкой. Какая грязь!
Танцевала перед ним, раздеваясь, «танец живота» и извиваясь как та змея подколодная, ядовито-эротично
соблазняя... На что надеялась? Что любовь к Харону пробудится во мне с первого
раза? На что рассчитывала – что эта связь вычеркнет одним махом нашу с Лешкой
любовь? Не получилось. Ничего не объясняя Харону, сбежала... Хотя знала,
чувствовала, - он пылко и упрямо меня любил. Так я с ним больше и не виделась.
Но этой авантюры мне показалось мало и я, встретившись
случайно на бульваре с молодым «подающим надежды» художником, ушла к нему в
мастерскую.
На грязных тряпках и замызганном одеяле предавалась буйной
страсти в алкогольном угаре, а потом в обшарпанном туалете смывала с себя следы
греха коньяком.
Мерзость - вперемежку с интеллектуальными разговорами об
искусстве…
Но разве же не трагедия, когда тебя отвергают? Не хотят
твоей любви? А ты чувствуешь, что все равно еще трепещет необъяснимая связь с
человеком, который тебя отверг. Нет ей определения, неведомой этой нити, но ты
твердо знаешь, что это - судьба.
Я Леше о таком предопределении сказала, но он только
посмеялсял: «средневековые бредни», «грезы барышни»...
Его никогда не покидало ощущение, что мы с ним из разных
слоев общества: я из интеллигентной семьи, артистической, а он... Постоянно
говорил о моих «белых ручках», неприспособленности к трудностям жизни…
Но разве для Любви имеет значение, из какого ты теста
слеплен?
Так я тщилась найти оправдание для своих падений. Вполне
сознавая, что грешна-то я не перед Лешей, а перед собственной любовью. Так
низко пасть в неистовстве мщения! Как же дальше жить? Ну, Дашка, натворила ты
дел…
Я вдруг решила: а, начну все заново. Уеду в Сибирь, там
меня никто не знает… Буду работать, найду хорошего парня, замуж выскочу, детей
заведу… Не сошелся свет клином на Лешке. Обойдемся и без него…
… Только как хочется Лешу увидеть, почувствовать тепло его
рук, услышать голос, - упрямо ныла душа.
* * *
Жора
прервал чтение и посмотрел на Лидию Сергеевну, она лежала с закрытыми глазами.
Он решил, что она уснула, но Лидия сказала:
-
Почему замолчал?
-
Запись оборвалась, идет текст главы «Персей спасает Андромеду».
-
А… я знаю этот миф. Персей спасает прикованную к скале Андромеду от морского
чудища, женится на ней, но ее первый жених требует вернуть невесту. Кажется,
звали его Финей. И начал он войну, но Персей победил, показав врагам голову
Медузы Горгоны. Потому что от ее взгляда враги превращались в камень. И сам
Финей стал мраморной статуей…
Я
подумала, - каждый имеет в запасе собственную Медузу. В силу обстоятельств, мы
сознательно открещиваемся от врагов, от
бывших друзей и даже от любимых, оставляя их окаменелыми в отрезках нашей
памяти. Если посчитать, то у меня самой - целый сад камней... И есть право:
дать кому-то «живой воды» или нет; вернуть в свою жизнь, либо забыть
навсегда... Вот, разве что - обиды остаются под сердцем, ноют... Люди от этого
именно инфаркты и получают. Человеческое сердце может выдержать не всё и не
всегда... А смерти все равно: генерал ты или дворник, вор или праведник.
-
Странно вы мыслите, Лидия Сергеевна…, - ответил Жора, перелистывая страницу за страницей.
– О, опять записи пошли в конце главы! - воскликнул он.
-
Читай, читай, пожалуйста, мне интересно.
-
Так… не могу первую строчку разобрать, сейчас, подождите чуть-чуть… Мг…
понятно.
* * *
Я родила сына Максимку.
Уже три года живу в сибирском небольшом городке, придатке
военного, засекреченного завода.
Я попала сюда по особому распределению и вполне довольна
назначением.
Степан Ильич Сычев был главным инженером завода, когда я
его впервые встретила. Женат, в почете…
Однажды мы вместе с ним поехали в командировку в Москву и
согрешили,… я забеременела.
Когда он узнал, то развелся с женой, детей у них не было,
и женился на мне.
Степан старше на целых десять лет и относится ко мне как к
маленькому ребенку. Балует…
Моя семейная жизнь идет спокойно, мерно. По плану.
Счастлива ли я? Обожаю маленького сынишку, уважаю мужа и
честно отношусь к работе.
Все считают нас прекрасной парой и образцовой семьей.
Все хорошо, только иногда, ночами, закрою глаза и вижу,
как, взявшись за руки с Лешкой, катаюсь на коньках или в подъезде дома целую
его распаленные губы. Дрожь пронзает тело, и… тогда я часами не могу уснуть,
придумываю нашу с Лешей встречу и мои первые приветственные слова...
Я оборвала все связи со старыми друзьями, закрыла их
пеленой забвения, даже лучшей подруге Люське не звоню и не пишу писем. Из моей
питерской жизни остались отец, мать и сестра. У нее двое детей – погодки, дочка
и сын.
Впрочем, на новом месте я обросла знакомствами, в основном
это сослуживцы мужа. Со временем я заметила, что, как и в юности, предпочитаю
быть одна. В одиночестве я нахожу покой и свободу для себя и время для моих
нерадостных потаенных мыслей.
* * *
-
А дальше полстраницы вымаранного текста и я не могу ничего разобрать, - без
всякой паузы сказал Жора.
- Так найди, где ее рукопись продолжается, переверни
страницу, посмотри, - нетерпеливо ответила Лидия Сергеевна, - интересно, Даша
встретится с Лешей или нет? Напишет ли она об этой встрече?
- Не знаю, не знаю, - шелестя страничками книги, торопливо
ответил Жора, - кажется, есть продолжение…
-
Я слушаю, я не устала, - упредила его вопрос Лидия Сергеевна.
-
Хорошо. Итак...
|