|
Глава шестая. ШКОЛА Вика-«чечевика» - Не говори своё «ага», отвечай правильно: «да», - в который раз просит меня мама. - Хорошо, хорошо, - говорю я, собираясь в школу, и думаю, что «да» - это слишком конкретно. Всё-таки когда произносишь «ага», подразумеваются размышления. А поразмышлять было о чем… В новой школе я обзавелась прозвищем, что раздражало и злило. Всё началось с первого дня. С моим переводом были заминки, поэтому на торжественную линейку по случаю нового учебного года я не попала. Меня привели сразу в класс на урок, учительница сказала: - Познакомьтесь, ребята. У нас новенькая. Как тебя зовут? - Вика, - пролепетала я. - Вика-Вика-чечевика, - громко послышалось с задней парты, и все расхохотались. Я готова была выскочить из класса, но учительница меня остановила. - Прекратите немедленно, она будет учиться в нашем классе, проходи и садись за третью парту в среднем ряду. Это означало, что мне надо от двери пройти мимо рядов и доски, на виду у всех сесть и положить портфель в парту, - нет, сперва открыть портфель, вытащить тетрадки, учебники, дневник, ох, не уронить бы ничего… Колени подрагивали – главное, первый шаг. Слегка прищурившись, быстро прохожу и сажусь. Портфель поставила рядом на пол, не выпуская ручку из сжатых пальцев. Наклоняюсь и другой рукой открываю замок. Нет, неудобно вытаскивать, пытаюсь поставить портфель на колени, всё содержимое валится из него на парту, в проход… Слёзы подступают, я уже готова разрыдаться, но чувствую, кто-то рядом, девчонка, протягивает учебник и, улыбаясь, шепчет: «Я тебе помогу». Собрали мы всё быстро, облегченно вздохнув, кладу локти на парту, как положено, и слушаю объяснения нового материала. Шприц На переменках некоторые подходили и знакомились, но моя робость не проходила. С нетерпением ждала, когда начнётся последний, четвёртый урок. Наконец-то задребезжал звонок, ещё немного подождать, и потом – домой. К концу урока учительница сказала: - Всем закрыть глаза, и пока не скажу, не открывать. Это было что-то новенькое. Закрыть-то я глаза закрыла, но сквозь ресницы вижу, как она достаёт шприц, набирает из бутылочки жидкость и тут же, слегка откинув подол юбки, ставит себе укол в бедро. Моему изумлению нет границ. Что-то было в этом запретное, хотя, может, человек болен и уколы надо ставить в определённое время? В общем, умом понимаю- подглядывать нельзя, но всё равно подсматриваю, потому что кажется – ведь ничего страшного, зато интересно, а главное , я вижу то, что никто не видит… В уральском городке у нас соревнование было между детьми: родители на работу уйдут, а мы напьёмся воды побольше, присядем в ряд на высокое крылечко, человек пять, и п…ем. Смотрим, кто дальше струю пустит. И очень серьёзно каждого обсуждали, обычно я судьёй была. Флажок у меня был маленький, первомайский, я им взмахну и кричу: «Старт!», а потом иду и определяю, кто первый. Обычно мальчишки побеждали. Первую премию получали кусковым сахаром. Тогда ещё не чувствовали разницы между девчонками и мальчишками, расскажи родителям - в лучшем случае не поверят, а то и накажут. Скажут, что это нехорошо и озорство наше - запретное. Да, мы сами это точно знали, потому в команду принимали тех, кто умел хранить тайну. Клялись на слюне, поплюем друг другу в ладошки, а потом следует крепкое рукопожатие, - противно, но зато знаешь, никто не выдаст. А здесь, наверное, не только я сижу с полуприкрытыми глазами и подглядываю, да ведь как училке нас, сорок человек повязать, чтоб тайну сохранить – это ж сколько слюны понадобится… Нет, что-то здесь не так… Вернувшись из школы домой, перепугав мать рассказом о шприце и учительнице, я совсем запуталась в своих размышлениях: может, я неправильно поступила, растрезвонив чужую тайну, и долго пыталась точно вспомнить, предупредила училка, чтоб мы никому не говорили, или нет. Если говорила – то я неправа, а если не говорила, то я права, или всё-таки… нет?? Пойду посоветуюсь. Все свои сомнения я выпалила скороговоркой – больше всего волновало, как бы училке не навредить, но мама заверила, что никому не скажет, просто сама с училкой поговорит. На том и порешили. Почему-то всё время возникала ассоциация с игрой в «казаки-разбойники». Вспомнилось, однажды в своей команде мы придумывали пароль, и наш «главный» сказал,что пароль будет – «не знаю», гениально и просто. Во время игры нас окружали, брали в плен, «пытали», и каждый героически молчал, потом произносил «не знаю», в общем, мы ту игру выиграли. Посмеяться-то мы посмеялись, над несообразительностью противника и нашей изобретательностью, но всё равно что-то тревожило… Ведь мы-то пароль говорили – это был взаправдашний пароль, но ребята из другой команды поверить в такой пароль не могли, потому что он состоял из слов, форма которых была прямо противоположна смыслу и… Несколько дней подряд я честно закрывала глаза на четвертом уроке, но сомнения меня не покидали. Это что же получается: закрою глаза, темно, не вижу - значит не знаю? Не вижу – не знаю… Нет, неправильно, в одной книжке прочитала, или кто-то сказал: «не закрывай глаза на правду». И я открыла глаза, ... училка внимательно смотрела на меня. Изучающе… Больше уколов на уроке она не ставила и, в общем-то, была хорошей учительницей. «Книжный» спор «Чечевика» периодически неслось с разных сторон класса, особенно на переменках. Главное - не реагировать и не отвечать. Тем более, автор клички и «дразнилки» мне известен. Местный хулиган, второгодник в нашем классе уже на третий раз. Здоровый бугай, сплошь обсыпанный веснушками, - его даже мальчишки побаивались, и никто лишний раз не перечил. Он дружил с девчонкой – тоже второгодницей, так что, ведомо или неведомо в школе, но они держали весь наш класс в своих руках. Конечно, можно было определить, что дети распределились на несколько групп. Но дело в том, что я новенькая и никто меня пока не «пригрел». Я – одна. Как-то на переменке случайно заметила на чьей-то парте книжку, взяла и спросила у мальчишки: - Читал «Львиное Сердце»? - Нет, - ответил он. - А хочешь, дам почитать? Занимательная книга, интересная, - и начала вкратце сюжет рассказывать. Несколько учеников столпились, слушают, звонок на уроки прервал мой рассказ, ребята загалдели: - Дорасскажешь на следующей перемене! Урок закончился, и трое мальчишек, окружив меня, наперебой спрашивали: - А ты какие ещё книжки читаешь? К счастью, никто из них не читал Конан Дойля, а о трех мушкетёрах только слышали. Зато для меня Майн Рид оказался «новым именем», в общем, к концу перемены незримый пакт был заключён. Девиз: обмениваемся книгами, и, если много читаешь, ты – «нашего поля ягода». Было в том и своё «но». Один из пацанов хвастнулся, что ему понадобится всего три дня, чтобы прочитать любую книжку. Возник азарт – значит, и мне с такой же скоростью читать, смогу ли? Притом, уроки выполнять надо для двух школ. Что же делать? «Интернационал» Когда на следующий день я увидела том Майн Рида, мне стало не по себе. Такой толстой книжки мне ни за что за три дня не одолеть. Сетовать было поздно, я принесла «Собаку Баскервилей» и рассказы, а надо бы Дюма, что пообъёмней, пусть бы попотели... При любой возможности начала делать домашнюю работу на уроках, как назло, наши «санитарки» (дежурные «по чистоте) увидели мои грязные руки и обязали остаться после уроков мыть пол в классе. С наших «санитарок» можно писать картину под названием «маменькины дочки». Есть разряд таких девчонок – чистенькие, прилизанные, воротнички и манжеты кружевом отделаны, подлизы, постоянно возле учительниц вьются. У таких по поведению и прилежанию всегда «отлично». Им и невдомёк, почему руки у меня грязные – ведь я сегодня утром голубое стёклышко в арыке нашла, а это такая редкость - в моей коллекции каких только нет… Я его промыла и через него смотрела на солнце. Руки сполоснула в арычной воде, но полосы по краям ладоней остались, я не обратила внимания, а они, чистюли, заметили, и теперь целый час придётся убить на уборку. Хорошо, что не я одна, а Танька тоже. У неё чернильница-невыливайка пролилась в портфеле, так что вместе будем шуровать шваброй и ведра таскать. Проблемы с чернильницами и перьями в классе постоянно. Специальные мешочки шили под чернильницы, а карандаши, ручку и перья складывали в пенал. Пишешь домашнюю работу, почти до конца дошел, бац, и клякса – всё переписывай. Но Танька меня научила, как бритвочкой аккуратно стирать кляксу. А если научиться аккуратно скрести, так и ошибки в словах можно исправить. Всё-таки она любопытный человек, Танька. Я её спросила, какой она национальности, так она вместо ответа подошла к доске и написала мелом «еврейка», потом быстро стерла и на меня смотрит, палец к губам приложила. Я головой замотала, вроде как поняла, буду молчать. А о чем молчать, сама не знаю. Она ко мне подошла и говорит, что в классе кого только нет: греки, евреи, русские, казахи, немцы, уйгуры, корейцы. Словом, Интернационал! - Греки-то как сюда попали? – спрашиваю. - В параллельном классе и турки есть. Ну ты, что ли, прикидываешься, как будто не знаешь!? - Тань, я в самом деле не знаю. - Ладно, потом расскажу! – говорит она. Но до сих пор не рассказала, надо будет ей напомнить… Насильник Последним уроком была математика. Перед самым началом слышу: - Эй, Чечевика, ты математику сделала, дай списать. Я молчу, даже не поворачиваюсь, он меня за плечо схватил и к себе развернул. - Не смей ко мне прикасаться! – выдергивая руку, гневно ответила я. – И я тебе не Чечевика, у меня имя есть. Что-то нехорошее сверкнуло в его глазах. А меня весь урок тихо потряхивало от возмущения. Последний звонок будто сорвал всех со своих мест, одноклассники с шумом покидали класс, мы с Татьяной, взяв швабру и ведро, спешно заелозили мокрой мешковиной по полу. Вода в ведре быстро загрязнилась, и Татьяна убежала за чистой. Дверь хлопнула. «Что-то она быстро вернулась», - мелькнула мысль. Обернувшись, увидела бугая, который ножкой стула запирал дверь. - Ты что делаешь? – вскрикиваю я. - Сейчас учить тебя буду, как со старшими разговаривать, - холодно ответил он и направился ко мне. Бросив швабру, я по партам ринулась было к двери, но не тут-то было – он начал парты вместе сдвигать. Так я оказалась забаррикадированной на парте переднего ряда. А Таньки всё нет! Я истошно заорала: «Таня, помоги! Помогите!». Бугай по партам ко мне лезет, хохочет, всё ближе и ближе. Слышу наконец-то, Танька в дверь колотится, открыть не может и, видно, поняла, что со мной что-то происходит. Теперь и она кричит: «На помощь!». Как смогла я вырваться из его лап, себя не помня,- не знаю,... колотила его по лицу, пиналась, кусалась, но ни одной слезинки и почему-то страха не было. Бугай - он же в два раза больше меня, но нечто давало мне силу и смелость, и это меня спасло. Вдруг стул с грохотом упал, вижу – он с испугом обернулся. Вот это было открытие! Он, оказывается, боялся. «Он же трус!» - мелькнула мысль, и я тут же успела пнуть его ниже живота. - Экая тварь! – кричала я, прыгая по партам, и выскочила на середину класса, столкнувшись с Танькой и незнакомой учительницей. - Что случилось? Что здесь происходит? – строго спрашивала она, но бугая как ветром сдуло. - С тобой всё в порядке, девочка? - В порядке, в порядке, - запыхавшись, отвечала я, поправляя оторванный воротничок у формы. - Ничего не случилось, просто мы подрались. «Прописка» Танька с вытаращенными глазами смотрела на меня, чуть не плача. - Он просто сволочь, он ко всем девчонкам пристаёт, подолы задирает, всех лапает! – жаловалась она учительнице. - Как его фамилия? Мы разберёмся с ним! – заверила женщина, попросила ничего не трогать в классной комнате и быстро идти домой. Мы взяли портфели и вышли из класса. - Слушай, что он хотел с тобой сделать? - Не знаю. Хвататься начал, на спину валить, я руками и ногами отбивалась. Запах у него изо рта звериный какой-то, и даже хуже - как из помойки. Хорошо, ты вовремя подоспела. Спасибо, Тань… - Я когда услышала твой крик, ведро из рук выронила – смотри, в коридоре валяется, надо в сторону отставить, вода везде разлилась… - Ничего, уборщица подотрёт! - Я предупредить тебя хотела, что тебе «прописку» в школе должны сделать, но не успела! – всхлипнула Таня. - Какую прописку? Ты имеешь ввиду… ах, вот оно что, и вы все через такое проходили? - Ну, не все, а только новенькие. - И мальчишки тоже? – спрашиваю я. - Тем ещё хлеще досталось, он их до крови избивал. - И никто не пожаловался на него? - Он сказал, что убьёт, если хоть кто-то узнает. Вот все и молчат. - Но это ведь подло, я всё матери расскажу. Ты знаешь, что она в нашей школе работает? - Нет, ты почему сразу не сказала, он бы тебя не тронул! - воскликнула Татьяна. - Видишь, ты сама говоришь, что он боится, а на деле получается – сорок человек с ним одним справиться не могут. Как же так? - Он не один, с ним его девчонка. - Ну, хорошо – два человека. Это же не армия, - упорствовала я. - Знаешь что, будь осторожна, она девка крепкая, может сильно отдубасить! - Ладно, поживём-увидим. Поединок У центрального входа школы мы распрощались, и каждая двинулась в свою сторону. Мне хотелось вымыться с ног до головы, было такое ощущение, что меня вываляли в дерьме. Слёзы обиды кипели глубоко в груди и не могли вырваться наружу. Вдруг слышу за спиной топот. Резко повернув голову, еле-еле успеваю увернуться от удара. «Всё, буду бить изо всех сил и куда попадёт!» - мгновенное решение придаёт мужества, и, не разбирая, кого и за что, начинаю лупить портфелем. Сильнее, ещё сильнее, такое остервенение нашло, даже в глазах потемнело. Остановилась я от крика: «Немедленно прекратите!». Озираюсь кругом, портфель по инерции завис над головой. Окружив меня, замерли пять или шесть девчонок во главе с бугаевской подружкой. - Вы что творите, да я вас за групповое избиение из школы выкину! Всех до единого исключу! – услышала я гневный голос, по-моему, учителя физкультуры, но я сразу не сообразила, кто остановил банду. Голос отзывался в моей голове невнятным гулом, полузаглушённым бухающей кровью в висках. Мой спаситель подбежал ко мне, осматривает, нет ли ссадин или синяков. Прижав портфель к груди, я несусь на остановку. «Какой ужасный день, какой ужасный день!» - всхлипываю и слизываю с губ слёзы, смешавшиеся с кровью. Скорее бы очутиться дома, прижаться к матери и плакать, плакать навзрыд, но… она, наверное, едет по дороге в школу – работает в другую смену. Словом, слёзы текли ручьём, отвернувшись к окну, я даже не пыталась их вытирать. Было так гадко, что сегодня на меня дважды нагло посягнули, просто так, ни за что… Мой дом – моя крепость Добравшись до дому, я с улицы услышала радостный лай Джульбарса, зашла и, присев, стала трепать его за ушами – он это любит: - Джуля, если б ты был со мной, ты бы их покусал, они бы одного твоего вида испугались, ты у нас такой красивый, смелый. Но я им тоже чертей показала! – изливала я душу около Джулькиной конуры, - я, как могла, себя всё-таки защитила. – Знаешь, иногда так тяжело жить!... Понимаешь, просто день такой выдался… теперь родителей вызовут, начнутся расспросы, и я всю правду расскажу. Конечно, хулиганов накажут, во всяком случае, должны. Представляешь, «прописку» ввели для новеньких, это ж надо додуматься. Догадаться до такого мог только мерзавец, хорошо – я сильная, а если б кто-то послабее попался? Бедолаги-малыши, он же в кровь бил мальчишек! – рассказываю Джульке. – Ну, всё, всё, ты меня уже облизал, у меня видишь, губа разбита. Ну-ну, всё, мне в дом идти надо, дел много, и ещё книгу читать… И тут вспышка радости вдруг озарила меня изнутри. Замечательная идея – ведь я смогу ночью читать с отцовским китайским фонариком. При луне не получится, её не видно из-за деревьев, да я и не Горький, чтобы со свечой. Запах гари распространится на весь дом, так что взрослые учуют, а фонарик – вот это спасение! Перерыв ящик с инструментами, достала фонарик, включила - работает. «Немедленно попробовать!» - решаю я, накидываю на голову одеяло, открываю книжку - отлично вижу все буквы… Ура, победа! Выход найден. До вечера ещё далеко, успею доделать уроки, позаниматься на фортепиано, сделать всё по дому… Обиды улеглись, настроение пришло в норму… Вечером, увидев меня, мать сказала: - Ну, боец, показала им, что не лыком шита? - Показала! – ответила я. - Молодец, себя в обиду никому не давай… После обеда всех их родителей вызвали в школу, больше тебя никто пальцем не тронет. Это я тебе обещаю! А братишка взялся мастерить деревянные пистолетики, с пулями из алюминиевой проволоки. Вырезая деревяшку, он каждую минуту подходил и примеривал пистолет к моей руке. - Удобно? Нет? А сейчас как? Ты с ним защищаться сможешь. Пульки хоть и маленькие, но в кого попадёт, не обрадуется. Вырасту большой, я им всем покажу! – угрожающе приговаривал малыш. Толстая книга Он терпеливо учил меня стрелять из пистолета, рассказывал, как прищуриться, чтобы в мишень из картонки попасть, как руку держать. На дворе стемнело, но мы продолжали игру. В конце концов я не удержалась и сказала: - Слушай, мне надо с тобой по секрету поговорить. - Говори, что за секрет, - по-мужски, весомо, сказал брат. - Мне книгу толстую прочитать за три дня, край как надо. Я хочу ночью под одеялом при фонарике попробовать. Никому не скажешь? На спор с пацаном одним. Мне надо его выиграть! - Опять выиграть! – обиженно скривил рот братишка. - Это не шахматы, и чего ты вечно обижаешься! Ты только учишься играть, поэтому и проигрываешь. Ведь на свою же голову научила его играть в шахматы! – думаю я. Опять разбираться будем. Терпеть не может проигрывать и бежит к маме: «Она опять выиграла! Она всё время выигрывает!». А начнешь поддаваться, - тогда в слёзы и с криками: «Не смей поддаваться! Играй серьёзно, я тебе не маленький!». И ведь не проведешь, всё чувствует. Скоро вообще перестанем шахматы вытаскивать. Мои объяснения на тему «проиграть с достоинством» всегда заканчиваются одной фразой: «Я у тебя всё равно выиграю!». - Я не виновата, что ты прозевал ход конём в последнем матче, - продолжаю я. - Прозевал, не прозевал… - передразнил он меня. - В следующий раз у тебя получится лучше… - Сам знаю, я уже пробовал один за двух игроков играть, приходится думать вдвойне, зато интересно. Надо же, нашёл-таки выход, чтоб в любом случае выиграть, пусть хоть у себя самого! - удивляюсь я. - Так можно мне читать или нет, ты сможешь уснуть? - продолжаю тему. - Конечно, читай, только и мне дай попробовать. А книжка интересная? Хочешь, я тебе фонарик держать буду? - Приключенческая - говорят, страшно интересная. Тогда сегодня ночью и начнём, - ответила я с облегчением. В тот вечер мы пораньше улеглись спать, у нас был один диван на двоих. Предварительно я положила под диван заветную книжку и засунула под подушку фонарик. Мама зашла к нам, пожелала спокойной ночи, погасила свет и вышла из комнаты. А мы забрались с головой под одеяло, щелкнули фонариком, и я начала шепотом читать книгу вслух. Брат прилежно водил тонким лучом света по строчкам, и в ночной тиши слегка слышалось его дыхание. Майн Рид уносил нас в далёкие страны. Далекие от мира, который меня окружал, поделенный бескомпромиссно в ту пору на тех, кто заказывает соломенные шляпы, стоимостью в нашу с братом экипировку, ездят отдыхать на большие курорты, на тех, кто насильничают и придумывают изуверские «прописки» для малышей. И «нас» - тех, которые не станут вставать по побудке и шагать строем к кормушке, а если надо, постоят за себя открыто, да так, что никому мало не покажется… |
