|
Глава седьмая. О СТРАХЕ И СУЕВЕРИИ Ко всеобщему удивлению, утром учительница объявила, что бугая исключили из школы, а его девица перед всем классом попросила у меня прощения. Более того, на переменке она подошла ко мне и от имени её мамы пригласила после уроков к себе домой на баурсаки и чай. Подозрительно как-то звучало, но я согласилась при условии, что Таня пойдёт со мной. До конца учебного дня весь класс шушукался, отдельные фразы бурными вплесками доносили до меня отголоски случившихся событий... Тетя Шолпан После уроков мы пошли в гости. Девицына мама оказалась очаровательной женщиной по имени Шолпан. Разливая чай, она рассказала, что работает на киностудии режиссёром, а её дочь снималась в небольших ролях. Ничего себе - хулиганка оказалась актрисой!? - А какие вы фильмы снимаете? – хором спросили мы с Танькой. - В основном документальные, об интересных людях или событиях, - ответила она. – Чтобы их снимать, надо прочитать много материала, знать историю. Иногда нужно провести параллель между «сегодня» и «вчера», и вообще с событиями прошлого, так что приходится часами копаться в библиотеке. - У вас дома такая большая библиотека, столько стеллажей! – оглядываю комнату. - Да, у нас есть интересные книги. Вот эта, например, - прекрасно иллюстрированное издание Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». Читала? - Нет, в первый раз вижу такую красивую книгу, - ответила я. - Можешь взять почитать, только верни, пожалуйста. Таких в магазинах не найдешь, надо специально заказывать. Иллюстрации были поразительные, и сама история, описанная в книге, позабавила меня. Только кончилось всё не очень хорошо. Через несколько дней я принесла книгу в класс, чтобы её вернуть, но режиссёршина дочь не пришла на уроки. Книга большая, в портфель не влезала, и я засунула её, наверное, чтоб никто не видел, под тумбочку с цветочным горшком в школьном коридоре. Конечно, после уроков книги на месте не было. Я обыскала всё вокруг, но тщетно. Так возник вопрос – как отвечать перед тётей Шолпан, я же ей слово дала, что с книгой буду аккуратна, и верну из рук в руки. Думала я, думала, и ничего не придумала. Каждый день со страхом ждала, что одноклассница вернётся в школу, и мне надо будет хоть что-то о книге сказать. Прошла напряжённая неделя ожидания. В следующий понедельник я услышала от ребят, что режиссёрша со всей семьёй срочно по неизвестной причине переехала в другой город. Казалось, сама собой снялась проблема. Но ещё долго после того, завидев на улице женщину, похожую на тётю Шолпан, я вздрагивала и спешно готовила монолог о пропаже. … Интересно, когда появляется наш первый страх, - может быть, с первым вдохом воздуха, что обжигает лёгкие… или всё-таки позже? С некоторых пор стала замечать, что живу будто в коконе, и он становится всё плотнее и плотнее. Заворачиваюсь в свои слова, ежедневные действия, учёбу, а сама как бы смотрю на всё происходящее со стороны, не испытывая ни радости, ни огорчения. Картинки текут как в фильме: то я убегаю с братом ночью и прячусь подальше от семейных баталий и слёз, то спешу на базар за бессменными потрохами, то спускаюсь в подполье за банкой солений по шаткой лестнице, что еле-еле держится. Кошмары приходят в полудремотном состоянии, когда пытаешься уснуть, но подсознание ждёт, будет или не будет «тихой» грядущая ночь. Я хорошо постигла разницу между «спокойной ночи» - значит, в доме всё в порядке, и «покойной ночи» - значит, никто мне таковую не обещает, хотя теплится надежда, что, может, пронесёт, и отец утихомирится до полуночи. Категории страха В коконе безразличия мне уютно, я там сама себе хозяйка, только иногда возникают досадные ситуации, которые выдергивают из этого состояния. Однажды на уроке истории не смогла ответить по домашнему заданию. Читала, знаю, а ничего сказать не могу, стою в ступоре и молчу. В голове пустота и ватная тишина – не до рыцарских времён, что на уроке проходили. Получила я единицу, а совесть даже не шелохнулась: ведь я могу куда больше, чем в учебнике, рассказать и о рыцарских турнирах, и о прекрасных дамах, за которых клали головы на плахи и бились на ристалищах, - только не хочу. Не хочу ни с кем разговаривать и ничего объяснять. Никто не поймёт, что в доме у нас нет радости, что этой зимой я опять хожу в резиновых сапогах и даже шерстяные носки не греют. Никто не увидит - придёшь в школу и переоденешься в сменную обувь. Не жизнь, а существование, где время отбивается календарными праздниками, когда два, три дня подряд можно заниматься музыкой часами. Но праздники мы в доме не любим и друзей родительских видим всё реже. Почему-то мама решила, что если она педагог, то должна перевоспитать отца, сделать его лучше. Уж развелась бы, нам бы легче стало. Но она боится, что мы будем расти безотцовщиной - как будто сейчас мы при нём! Да мы уже забыли, когда он с нами разговаривал. Засмеешься ненароком, и его реакция на смех одна: «Смех без причины – признак дурачины!». Серьёзными быть надо, а сталкиваясь с ним, лучше вообще не улыбаться, тихонько пройти мимо и заняться чем-нибудь своим. Хотя бы комнаты перегородили! Однажды рано утром зашла на родительскую половину, они на кровати лежат, и рука отца сжимает шею матери. Говорю: «доброе утро», а мама, хрипя, силится что-то ответить, слёзы из глаз покатились. Я стою, не ухожу, на отца в упор смотрю, так что, в конце концов, он руку убрал, зачертыхался и сел на постели. Сейчас думаю - в то утро он мог маму и задушить… С некоторых пор начинаю понимать, что есть разные категории страха. Некоторые гнездятся во мне, другие вижу у людей. Страх заболеть, страх бедности, страх провала, страх быть нелюбимым, страх смерти, старости, страх сойти с ума, страх потерять любовь и любимых. Эти страхи могут переплетаться друг с другом и создавать беспощадные сети, в которых будешь трепыхаться рыбкой, не зная, как выбраться. И не от страхов ли и подспудного стремления защититься от них – суеверия, уверенность в том, что кто-то или что-то избавит нас от напастей? Сочельник Сегодня сочельник, можно поворожить. Все уснут, и я попробую - авось, судьбу свою увижу. Поставлю зеркало к зеркалу, буду смотреть в этот образованный ими коридор. Свечные огарки припасла заранее. Бросанием «башмачков» заниматься не буду, кто подберет? Разве что студенты мединститута, что рядом в общаге живут; нет, мне надо что-то другое, другое. Но что? Начинаю к своему имени подписывать разные фамилии: Кулешова, Шварц, Малинина, Кинг - нет, это вроде как «Королева». Произношу и прислушиваюсь к звуку. Звучит или нет? Нет, в сердце пусто… Где-то же он живет, в школу ходит, спортом занимается, суженый-ряженый, который, может, изменит мою жизнь. Ночью потихоньку встаю, забиваюсь в дальний угол и, приоткрыв чуть-чуть форточку, зажигаю свечи. Главное – точно поставить одно зеркало против другого, а свечи между ними. Внимательно смотрю в середину, в одну точку… Шелохнулось пространство, вижу, как будто блондин, высокий, красивый. Ох, сморгнула, ещё раз попробую, так, вроде он… нет, не он, меньше ростом… Не верю я во всё это! Хочу, чтоб у меня была в жизни одна любовь, до последнего вздоха. А если этот загадочный меня к старости разлюбит, как я без любви жить буду? Нет, надо жить только с любовью. Разлюбил, или тебя разлюбили – зачем жизнь другому и себе портить, если главное – любовь - исчезло… Наверное, я просто взрослею. С этими мыслями я ложусь спать и в полудреме вижу лицо гадалки. Гадалка Очень мне нравится ездить в поездах. На стоянках можно купить разной вкуснятины и пить лимонад сколько захочешь. Нас с братом отправили погостить к дедам, на родину, на Урал. Мы едем в плацкартном вагоне, а рядом с нами задумчивая старушка, она постоянно раскладывает карты - наверное, гадалка. Подумать не успела, как она говорит: - Гадалка-не гадалка, но кое-что вижу. Садись поближе, посмотрю на картах, что тебе выпадет. И изрекает: - Куда едешь, там жить не будешь, наверное, последний раз в жизни возвращаешься туда – там твоя родина, так? О ком думаешь – он не твой. За него замуж не пойдешь, мала ещё. Так… Так… - А это кто? – указываю я на короля червей. - Это первый твой… А второй интереснее… Выходить замуж тебе надо за молодого, чтоб лет на десять и больше моложе тебя был. - Да вы что, бабушка, он ещё под стол ходит, как же я за него замуж пойду? – протестую. - Ты что же, всегда девочкой будешь? Нет, дорогая, однажды утром проснёшься и поймёшь, что ты – взрослая женщина. К тому времени и он подрастёт. В двадцать – личиком будешь как в тридцать. Но чем старше – тем моложе всем покажешься. Дорог у тебя будет много… В неведомые страны поедешь. Неожиданно поезд затормозил и остановился… От толчка карты разлетелись и, порхая как бабочки, приземлялись на пол вагона, полки, багажные сумки. Я помогла гадалке собрать колоду, и, когда мы вновь подсели к столику, она сказал: - Больше ничего тебе не скажу, нельзя - видела, как карты в разные стороны разлетелись? - Ну, что вы - это поезд резко затормозил. - Так ведь ни одна сумка не слетела, а карты аж под потолок взвились, - даже не дала мне договорить старушка. - Всё, молчи! Не вздумай благодарить, принеси-ка лучше кипятку, чай попьём… Моя Мальвина Что только в голову не придёт, когда не спится. Все эти гадания «на воде вилами писаны». И в самом деле, если провести вилами по воде – то и следа не останется, но так ли это, может, вода помнит? По-моему, помнит, вот когда стираешь вещи - они наша вторая кожа, - то вода смывает всё, что с человеком произошло за день, всё, что «налипло». Слова других, запахи тела и даже запах свежего хлеба, если прошёл мимо хлебозавода… Вода с нас «грязь» смывает, когда на душе противно… Нет, я не смогу предсказывать, для этого дар нужен. Мама может, она даже человека, которому суждено покинуть белый свет, определяет по запаху земли, что от человека исходит. Она страшится этого и никогда не говорит - не имеет права предупреждать. Что-то в этом мистическое есть, но она мне сказала, что человеку говорят только хорошее, а плохое – зачем? У каждого в жизни свои проблемы и раны, что едва успевают зарубцеваться. Единственное, что я могу – иногда понимать её без слов, она только подумает, а я говорю: «сейчас сделаю», она глянет на меня, улыбнётся и головой кивнёт. Странно, стук пишущей машинки прервался, понятно, - моя Мальвина с голубыми волосами опять задумалась, нет, снова продолжает… Мальвина и её супруг – наши новые жильцы, они живут в одной комнате, а мы в другой. Нинель-шляпница получила новую квартиру и уехала.Теперь в подвале никто не живет, но нехватка денег остается. Хотя в тесноте, да не в обиде. С ними живут глянцево-черный кот Кузьма и крохотный той-терьерчик Тришка, общий любимец, она его называет «ты мой несмышленок, собачий ребенок!». У Мальвины жизнь идёт правильно, у неё всё есть – рыцарь, любимая работа, красивые платья. Она каждое утро делает зарядку, постоянно слушает музыку, седину подкрашивает обыкновенной синькой. А ещё она нас с братом балует, кормит тортами с орехами и рассказывает интересные истории. Наверное, она – счастливый человек, хотя для счастливого человека она слишком часто задумывается. Вот так просто, сидит в любимом кресле «Магнолия», иногда даже закрыв глаза или глядя в одну точку. Думает. О чем? Я как-то спросила. И она ответила: «Не обращай внимания! Это – передышка между залпами». Вот и пойми её… … Возвращаясь однажды из школы, я услышала звуки удивительной музыки, зашла во двор и остановилась перед открытым окном, дослушала до последнего звука. Потрясла ли меня тогда эта музыка?! Нет, правильнее сказать – за три минуты я поменялась, превратившись в другого человека. «Лунный свет» Клода Дебюсси сделал то, что не мог сделать никто на свете. Он притронулся лучиком к моему «я», глубоко, глубоко в моём коконе, и, сложив благоговейно ладони, я шептала: «какое чудо!». Моя душа смотрела сверху на дом, на нашу улицу, на меня, стоящую в саду, и я понимала, что жизнь моя только начинается и что она прекрасна… Медленно сползала пелена с глаз, и я обнаружила, что кора у яблонь стыдливо прикрыта прошлогодней известкой, и листья не могут скрыть округлость больших яблок, что урюк-падалец на земле ярко-жёлтый, и что мне надо немедленно спросить у Мальвины, кто этот композитор. Извинившись за вторжение, спросила: - Чья это музыка? Она ответила, и, пристально взглянув на меня, сказала: - Симфонический оркестр играл, но в оригинале это написано для фортепиано. Когда-нибудь сыграешь сама. Я люблю работать, когда ты играешь. - Правда, даже если я гаммы учу и арпеджио? - Конечно, занимайся, сколько тебе угодно. Ты мне не мешаешь. И вообще, Виктуар, - с французским прононсом промолвила она, - пора тебе понять, что ты – победительница, твоё имя - это ты. И всегда помни: что положено королеве – не положено никому, а что положено всем – королеве не положено. Почему-то я расхохоталась, но подумала про себя: «ничего себе задачка?! Жизни не хватит разгадать!». Впрочем, спросила совсем о другом: - Вы вчера на каком языке разговаривали с вашим знакомым? - На французском. Он, представляешь, стал доказывать мне, что в романе у Бальзака смысл другой, не так, как я его перевела, пришлось ему целую лекцию прочитать. - И что, убедили? - Наверное, - если уверен, всегда найдешь аргументы. Против аргументов не поспоришь. А потом, мы с ним просто болтали про французских писателей. Кстати, ты бы лучше Бальзака читала или Стендаля, но уж не «Орас». Нашла что читать - дамскую литературу. И этот роман не самый лучший у Жорж Занд. - Зато её Шопен любил, я и хотела ее почитать. За что же он так влюбился в неё? И притом, она сама его бросила, а не он её. - Ну, она была личностью незаурядной, эпатировать публику – это она умела. Представляешь, одна из первых на обнажённое тело надела платье из газа. Любила, чтоб за ней ухаживали только знаменитые мужчины. Не потому, что знаменитые, а потому, что тогда знаменитым прослыть мог только в самом деле выдающийся талант. И талантов было много. Вот она и меняла поклонников «как перчатки». Она была – королева. Ей так было положено. А отвергнутые пребывали в отчаяньи. - Правда? – воскликнула я. - Конечно, правда. Знаешь, стать настоящей женщиной очень непросто. Это большое искусство. Главное – блистательный ум. Чтобы из любовника сделать лучшего друга, а врага превратить в преданного соратника – надо уметь. Этим искусством Жорж Занд и владела в совершенстве. Почему и была победительницей. - Но это просто невозможно! – говорю я. – Враг никогда не станет соратником. - Для великих женщин – возможно. Королевой делает не корона, а десять лет каторги. Ежедневной, упорной работы с отточкой ума. - Ну, это не для нас, простых смертных. - А кто сказал, к примеру, что ты – «простая», ты мне иногда такие странные вопросы задаёшь - некоторым взрослым на ум не придут. - Вы мне тоже такие вопросы задаёте, что я на них вообще ответить не могу! - Какие? Напомни хоть один… - Ой, да пожалуйста… Какая у меня цель жизни? Ну как на такой вопрос ответить? - Неужели я действительно задала такой вопрос - не помню, - ответила моя Мальвина. – Знала, значит, кому задаю. Дело за малым – десять лет каторги! - Да, я всё помню, у вас и у мамы странная манера – походя что-нибудь скажете, а у меня потом голова от раздумий пухнет… - Ничего она у тебя не пухнет, голова у тебя хорошая. Всё ты сообразишь. Не сейчас, так позже… Хочешь, я тебе историю про Чингиз-хана расскажу и про его любимую жену - говорят, она татаркой была и очень его любила… - Неужели тиранов тоже любят? Они же людей тысячами истребляли, за что же их любить? - Вот я тебя и поймала! – с улыбкой сказала она. – Ты что хочешь услышать? Мой рассказ или ответ на загадку «тиран-любовь»? И вообще – кто кому вопросы задает?! - Давайте так… - Нет, я спросила, а ты ответь. - Почему Вы меня иногда называете «мамзель Виктуар»? - Слово «виктуар» по-французски означает победа, как и твое настоящее имя, только и всего, - лукаво улыбаясь, сказала она. - Жаль, что я не знаю французский язык, зато английский в школе прохожу... Ладно, вы мне лучше объясните, что значит быть принципиальной? - Ясно. Хочешь часть первую понять: «что положено»… - Да-да… «то не положено никому», - продолжаю я. - Ну так слушай, в далёком Альбионе, в королевском дворце, королева сидела и внимательно читала письмо. Ни тени волнения на её лице, потом она бросила письмо на стол, пододвинула заготовленный приказ, взяла перо и в конце листа поставила свою подпись. Встала, подошла к окну и, глядя на бег облаков на пасмурном небе, подумала: какое любящее сердце - просить за этого преступника! В моей власти даровать ему жизнь или отправить на виселицу. Итак - оставить ему жизнь во имя любви? Или исполнить королевский долг? Казнь преступника – назидательный пример для нации. Воображаю, сколько лестных слов изрекут царедворцы. Вершить приговор: помиловать или казнить - какая всё-таки нечеловеческая ответственность… - И она всё же подписала? – восклицаю я. – Она его казнит? - Слушай дальше: «Ваше Высочество! Вы… сохраняете ему жизнь, он же государственный преступник!?» - низко кланяясь, обратился к королеве главный советник и в нерешительности застыл у двери. - Сегодня день милости, он отправится в изгнание, - вздохнула королева и про себя подумала: «Любовь и преданность так редки в наше время, я, по крайней мере, их не встречала… Дарую ему эти сокровища. И он меня возненавидит. Про дарованную жизнь забудет, а про изгнание будет помнить до конца дней. И не простит, что вот есть некто, кто распорядился его судьбой. Так что приговор ненависти я вынесла себе»… Я облегченно вздохнула. - Мне пока ещё сложно понять, что вы пытаетесь мне объяснить, я больше поняла об «ответственности прикосновения». Помните, Вы мне сказали, что, прикасаясь словом или делом к людям и их душам – даже к вещам – всегда представлять себе, что след моего слова, моего прикосновения останется и, кто знает, как отзовётся в будущем на судьбе человека, поэтому надо быть очень осторожной, чтоб этот «след» не приносил боли, не навредил, не источал зла. Я подумала, как, видно, непросто всё это осуществлять «въяве», да и получается ли у самой Мальвины? Нет, всё-таки для счастливого человека она слишком часто задумывается!.. Коллекция перстней и судеб Однажды в кафе небольшого калифорнийского города встретила старую женщину. Внимание привлекли очень странные браслеты. Проходя мимо, спросила, можно ли занять место у стола рядом с ней. - Пожалуйста, - с улыбкой ответила она. - У вас необычные браслеты, наверное, у них есть своя история… - Хотите, расскажу? - Да, очень! – сказала я. Она осторожно расстегнула первый браслет и передала мне. На моей ладони оказалось штук тридцать обручальных колец, нанизанных на тонкий стальной обруч. - Неужели вам довелось столько раз выходить замуж? - М… М… там только одно кольцо моё, - ответила женщина. - Значит, все кольца от…? - Да, от тех, кто развёлся… С камнями – кольца от людей, чьи свадьбы расстроились. А кольца для помолвки, они – другие, у них бриллиант бывает побольше… - Как же они к вам попали? - У меня была очень близкая подруга, мы дружили семьями, но однажды она с мужем разъехалась, а потом и разошлась. Подруга безумно любила своего мужа, но, на мой взгляд, они были больше друзья, чем муж и жена. Никогда не ссорились, всем казалось – идеальный брак. Был отвратительный бракоразводный процесс. Вот смотрите – это её кольцо, - показала она искусно сделанную оправу и камень, пожалуй, в два карата. Через полгода она принесла кольцо мне со словами: «Не могу его видеть, смотрю и вижу моё разбитое сердце». - Значит, вы коллекционируете «разбитые сердца»?! - И да, и нет. С одной стороны, конечно, все они – символы несостоявшегося счастья; с другой стороны, то, что люди пытаются избавиться и от них, и от всего, связанного с ними, а значит, от следов памяти своих ошибок - означает начало новой жизни. - А на втором браслете тоже такие же «символы»? - Нет, на этом браслете – только вдовьи кольца. - Боже, это коллекция горя! Коллекция человеческих судеб! – восклицаю я. - Да, за каждым обручальным кольцом стоит чья-то жизнь. - Клятвы у алтаря, измены, счастливые романтические вечера, рождение детей, дрязги, а потом чей-то уход в небытие… - шепотом говорю я. – А вот по центру очень любопытные два колечка, как будто грань змейкой сделана. Чьи они? - Эти два отданы мне родителями одной пары. Молодые поженились и в тот же день поехали в свадебное путешествие, но разбились на машине, им было по двадцать лет. Родители нашли меня и отдали эти кольца. Рассказывали, что любовь у их детей была с первого взгляда, через месяц после знакомства мальчик предложил девочке выйти замуж, но жизнь распорядилась по другому. И видите – кольца одинаковые. Так они и ушли вместе. - Невероятно, как же вы решились собирать именно такую коллекцию, и как Вы живёте со всеми этими историями? - Первое было от подруги, как я уже сказала, второе – моё собственное, потом от разных знакомых. Иногда встречались люди, что рассказывали о своей нелёгкой супружеской жизни или разводе, я спрашивала, хотели бы они избавиться от своих воспоминаний, и говорила им, что кольца – вещественные их носители. Что интересно, мужчины и женщины зачастую тут же снимали кольца и отдавали мне. - А кто-нибудь просит кольца обратно или нет? - Всего один раз за все двадцать лет. Причем были затребованы два кольца в один и тот же день. Женщину,чье колечко хранила, я всего один раз видела; второе кольцо ко мне года за три по почте из другого штата пришло. Не поверите, как я была счастлива отдать их обратно. Самое удивительное другое – эти два кольца, пришедшие из разных концов страны, принадлежали одной супружеской паре. Через три года они опять сошлись. Любовь оказалась сильнее, ведь разбежались из-за пустяка, и только много позже осознали, что жить друг без друга не могут. Я была на их второй свадьбе и думала, как хорошо, что кольца «жили» у меня и ждали своего часа… А истории - истории, они «побрякивают» на моей руке, напоминая каждый день, что в этой жизни всё преходяще. Вот правой рукой встряхну и понимаю: если есть любовь, надо её беречь, левой встряхну – все мы когда-нибудь уйдём… Вот и ты, если захочешь когда-нибудь избавиться от своего кольца, найди меня… - Я его уже вернула! - Так, может, ему кольцо и не нужно? – настаивала она. - Нет, кольцо было мамино. Простое обручальное, я только туда камень вправила. А когда всё кончилось, вернула его ей. Даже если и были ошибки в моей жизни, я научилась себя за них уважать. - Интересная вы дама, обычно за ошибки очень себя ругают, но уважают – вряд ли… - Я знаю только, хоть это и трудно, что я научилась себя прощать, и именно уважать ту меня, что совершала проступки. Значит, в тот момент та «я» -иначе поступить не могла… - Знаете, наверное, вы правы, иногда годами не можешь себе простить содеянного, а что в этом хорошего? Ничего. - Да, вернуть уже ничего не можешь, ситуацию не изменишь, а вот себя превозмочь сможешь, а может, просто поумнеешь… только и всего. А коллекция ваша уникальная, но я бы с такой не смогла жить, лучше спичечные коробки коллекционировать или монеты. - Дорогая, у каждого в жизни своя коллекция, какого-нибудь мужчину возьми и увидишь, что он, например, коллекционирует женские тела, записывает в ежедневник, через какую сотню перевалил. А кто-то только портреты собирает. А я посмотрю хоть на это кольцо, увижу гравировку 1803 года и знаю, что только одна я и помню целую ветвь одного рода, что уже исчез с земли, потому как кольцо отдала 99-летняя одинокая старушка – доверила мне свою родовую память. К тому же, если хоть один раз в двадцать лет чья-то любовь вновь вернётся – значит, я не зря живу… - Вы книгу обо всём этом напишете? – спрашиваю я. - Нет, зачем же? – покачала она головой. – Я просто храню людские тайны. Но редко рассказываю об этом. Сегодня вот выпал такой день. Да и вы так простосердечно спросили… - Вот ещё одно любопытное кольцо, - обратила внимание моя странная собеседница на медное, потёртое от времени колечко. – Судьба мужчины, и очень непростая, стоит за ним. Он позвонил и встретился со мной прошлой осенью. Его история ввергла меня в слёзы, я просто не смогла сдержаться. Жену похоронил, не успел от горя прийти в себя, как через три месяца сын умер от сверхдозы наркотика. Этот человек знал, что с парнем что-то происходит, да только закрывал глаза, - знаете, всегда так: иногда вместо того, чтобы действовать, мы рефлексируем – может, обойдётся, может, образуется. И частенько себя этим успокаиваем. А потом, в госпитале оказалась дочка, диагноз – рак. За месяц сгорела. Так что он за полгода всю семью потерял. Богатый человек - миллионы, компании, яхты, самолёты… В один день бросил всё и налегке с рюкзаком за плечами подался в Южную Америку, в джунгли. Там в небольшом селении встретил семейство, детишек в нём – человек семь. Они его приютили. Все они знали по-английски, но разговорами ему не досаждали. Только самый старший, глубокий старик, однажды подошёл к нему и сказал, что принимает его в семью. И ещё заметил, что боль, которую он принёс, все они с ним разделяют. Только тогда, впервые за всё время мой знакомый не выдержал и зашелся в рыданиях: - Я Вьетнам прошел, в вертолете горел, друзей хоронил, чего только не было в моей жизни. Семья была – нет семьи. И ни денег, и ничего-то мне не надо. Всё превратилось в пепел. Зачем живу? Для чего? – задыхался он от слёз. Старик обнял его и медленно повёл в лес. Подошли они к высоченному дереву – вершину было не увидеть. Старик ему говорит, чтобы он прижался к стволу и вновь принял в себя чудо жизни. Тот не перечил, обхватил дерево, лбом приник к нему и долго стоял. Плакал, потом затих… Решил землю в той стране купить, школу открыть, жить среди этих людей и девственной природы. В день отъезда принёс мне кольцо. Он молодым женился - рассказал, что денег хватало только на медные кольца, но, когда он разбогател, колец они с женой не поменяли… - Да, горе приходит и не разбирает, богат ты или беден. Каждый получает свою долю, - вздохнула я. - Ну, я вас совсем опечалила своими рассказами, - улыбнулась женщина. И тут, почему-то я почувствовала, что во мне вскипает раздражение. Мне не хотелось больше с ней разговаривать, я не могла больше видеть её проникновенные глаза, и вдруг поняла, что меня так всполошило - звук колец, которые от ее прикосновений издавали странный, пронзающий сердце перезвон. Они перестукивались, касаясь друг друга и напоминали мне толпу, в которой вдруг оказываешься; толпу, где все задевают друг друга, не зная, о чью судьбу, счастье или горе, в очередной раз плечо шаркнулось... Я очень вежливо распрощалась с ней, выскочила на улицу вдохнуть свежий воздух и стряхнуть с себя это окольцованное наваждение. Странно, что в течение нашей беседы она невзначай спросила меня, часто ли я передвигаю мебель в своём доме. «Опыт, что ли, решила на мне поставить, - наверное, у меня на лице всё написано, никак не могу научиться «маску» носить», - без добра подумала я. Один мой старый знакомый из прошлого учил меня, что после двадцати лет надо надевать маску, чтоб скрывать от людей мысли и чувства. Но я уже дожила до той поры, что нет необходимости скрываться и на каждом повороте затевать новые интриги. В маске-не в маске - хоть бы до себя самой добраться, себя понять… Конечно же, я передвигаю мебель - не люблю застоя, всё в жизни должно меняться, если сама не буду менять, так за меня кто-то другой поменяет… Нет, я всё-таки рассердилась. Зачем мне вообще надо было её расспрашивать, вечно меня «за язык тянут». По собственному опыту знаю, что «спрашиваем-отвечаем» - игра с сюрпризами. Моё «шаманство» Нет, в этот раз меня спросили, даже не спросили, а утвердительно сказали… Тоже в кафе (может, мне надо перестать кофе увлекаться - меньше казусов будет?). А тот мужчина сказал, что я – шаманка. Подсел нахально к моему столику и, как старой приятельнице, ни с того, ни с сего: «Знанием обладаете, но боитесь. Бояться не надо. Из далёкой страны приехали, но я вас сразу приметил. В ваших краях водятся шаманы, правда?». - Я шаманством не занимаюсь! – резко ответила я. - Вот об этом и говорю, «знание» имеете, а людям не помогаете. - Помогать – большая ответственность, к тому же права у меня на это нет. - Всё равно придётся, - улыбнулся он. - Слушайте, если вы – шаман, ну и занимайтесь, и не приставайте к другим, - весьма неинтеллигентно оборвала я странного человека. - Ты бы лучше по горячим углям ходила, чем… - пытался продолжить он. - Начинается, - подумала я; «чем превращать свою жизнь в горячие угли и бежать, как ошарашенная, от себя самой и т.д. и т.п.», слышала, слышала… - Может, я ведьма, и вам со мной не пристало разговаривать? – спрашиваю я. Одни и те же подходы у мужиков, без разницы, в какой ты стране, сейчас начнёт приглашать на ужин… Но, может, я не права? - Скажи про меня, только честно! – продолжает он. - От любви бежишь, к любви и прибежишь! – парирую я. «Опять по стандарту идёшь, дорогая», - мысленно ругаю себя… а пусть не пристаёт. В конце концов, одной фразой всё перекрою. Быстрее отвяжется. Перед глазами, как в тумане, промелькнуло несколько картинок. - Что ж ты прямо в сердце стреляешь?.. – посетовал он. - Тебе нужна правда или что? - Смотри, - говорит он, вытаскивая из кармана билет на самолёт, - не знаю, правильно или нет делаю. Потому что, как тебя увидел - решил: спрошу, как скажешь, так и будет. - Что, себе самому не верите? Ведь сами прекрасно знаете, как надо поступить. Любовь - самое важное на свете, и бежать от неё – себя предавать. Сетовать на возраст – ещё смешнее. Люби, пока любится – всё твоё будет. - Она старше меня на десятки лет!.. - Вам с ней жить, а не людей убеждать, хорош ли ваш выбор. Вот по горячим углям вместе с ней и побежите, вдвоем – оно всегда легче. - Она меня прогнала от себя… - Женщина - существо загадочное, прочь отправила, да из сердца не выкинула. Слова услышать – одно, а сердцу верить – другое, у сердца свои сигналы. - Спасибо, - сказал он, нагнулся, поцеловал руку, - я знаю, мы больше никогда не увидимся, через пятнадцать минут я буду в аэропорту. Но я буду вас помнить, шаманка из дальних стран. - Я вам не гадала и не предсказывала, прощайте! – твёрдо сказала я напоследок. Могу поклясться, что где-то рядом чуть иронично усмехалась моя Мальвина: «Ты прикоснулась к чужой судьбе, Виктуар, королева! Почему?». - Он сам чуть меня не принудил… - Так всё-таки почему? Потому что чувствуешь, что твои слова найдут отклик, и ты его спасла? Или потому, что ты – Виктуар, победительница, и тебе положено, что неположено другим? Ты не возгордилась? Вот это как раз королеве и не положено. - Да нет же, он сам спрашивал! - И тебе понравилось, что он назвал тебя шаманкой? И ты вошла в роль… - Да нисколечки, я на самом деле почувствовала, что ему надо вернуться к своей любимой! - А ты подумала, что будет, если она его снова прогонит? Это ведь твоё слово так отзовется на его жизни. Ты была достаточно осторожна? А если он пришлет тебе кольцо разлуки – тоже станешь собирать коллекции судеб? Ох, Мальвина - Мальвина! Всегда бегущая по кромочке сомнений и внезапных свершений - что я могла ей ответить? Она всегда ставила меня в тупик, когда я была маленькой, и каждый разговор с ней оборачивался шарадой. Но теперь-то я взрослее, осторожнее - я обросла панцирем. Господи, опять её словцо, так и слышу: «Хозяином своей жизни делаешься, когда она, эта самая жизнь, швыряла тебя обо все углы так, что обрастаешь защитным панцирем, помогаюшим преодолеть сонм наших каждодневных страхов, суеверий, вещих снов, знамений...» -Да, обросла я, обросла, то ли меня жизнь по-всякому не колотила! – хотела я ответить Мальвине, но её и след простыл, я её больше не чувствовала… |
