|
Глава десятая. ВОСПОМИНАНИЯ Первая поездка в Америку … Эти размышления прервали крики нашего переводчика, который нёсся навстречу ко мне по мрамору гостиничного вестибюля. - Ну, ты что, я тебя зову-зову, мы уже и ждать перестали, ты почему так долго в милиции пробыла, у тебя всё в порядке? - Всё в порядке, очередь там, как в Мавзолей по субботам – не пробиться было к окошку, поэтому задержалась, да ещё настоящего казачьего атамана встретила, - оправдываюсь я. - Идём, мы в ресторане ужин заказали, успеем до закрытия поесть! Только сейчас я поняла, что проголодалась, и мы поспешили к лифту… За ужином я узнала, что нашим партнерам украинские визы можно купить прямо в Киевском аэропорту, для нас, бывших советских, их не надо, что с проектом всё идёт по плану и билеты заказаны и т.д., и т.п. Настроение у всей группы было хорошее, аппетит – тоже, к концу вечера нас ждал сюрприз: к столу подошел Кумач – афганец. - Вы-то каким образом в Москве, неужели переговоры в Киеве срываются? – спрашиваю с тревогой. - Нет, я по срочным делам, переговоры состоятся, а вас я нашел, помня, в какой гостинице вы обычно останавливаетесь. - Присаживайтесь, ужинать будете? - Не откажусь, - согласился он. За столом все замолчали. - Я, наверное, не вовремя, - сориентировался Кумач. - Нет, секретов не обсуждали, - успокаиваю гостя. - Хорошо выглядите, можно на ты? – улыбается он. - Можно, разрешаю, - отвечаю, а сама думаю: нет, всё-таки он хорош, просто этакий голубчик, «поручик Голицын», и усы ему идут… - Туфельки у тебя всегда к каждому наряду по цвету подобраны, - не поднимая голову от тарелки, буркает он. - Из Америки наша шефиня привезла, - подхватил кто-то из моих, что почему-то смутило меня, так что я даже закраснелась и резко оборвала: - Я – не тема для обсуждения! - И давно ты из Америки? – спрашивает Кумач. - В прошлом году ездила. Все загалдели: «Расскажи, да расскажи, как ты туда укатила». И стала я рассказывать, что для начала поехала в Польшу учиться бизнесу: надо было пройти курс «молодого бойца». Пообъясняли мне, что к чему, как разное оборудование продавать, маркетинг делать, контракты составлять. И однажды, после разговора с американским офисом мой польский шеф говорит, что нас с ним в Америку президент компании приглашает. Приглашение придет по факсу, билеты на самолет они оплатят. Я заволновалась - чтоб визу получить, да ещё в Америку, да не бывать этому никогда! Однако на следующий день с приглашением от фирмы мы пошли в американское посольство в Варшаве и, к моему удивлению, без всяких проволочек визы получили. Смотрю на свой заграничный советский паспорт, и глазам своим не верю… Через день мы вылетали в Лос-Анджелес. От смутного страха я накачивала себя всякими «идеями». К примеру: я этим американцам покажу, что такое советская женщина. Хотя нет – теперь я уже не советская. Ладно, пусть – наша женщина, в смысле «на скаку коня», и в огонь, и в воду. И всё прочее, в таком же духе. В общем, «шла на Америку», как Матросов на амбразуру. Грешно, конечно, так говорить, но состояние было… истерическое. Поляк Марек весь полёт приставал ко мне с разными вопросами о моей жизни, о любимых занятиях. Потом ни с того, ни с сего выдал мне, что, де, вскоре я разведусь, а моя старшая дочь в восемнадцать лет выскочит замуж. Его пьяные бредни совсем меня добили, я просто-таки зашипела на него, что он мне надоел и перестал бы он брать алкоголь без остановки у стюардессы. Десять часов полёта, казалось, никогда не закончатся. Образованности Марека мог любой позавидовать, но слушать его часами – пытка. Незаметно для себя я уснула и проснулась только по необходимости, чтоб заполнить таможенную декларацию. Из Лос-Анджелеса мы вылетали на небольшом частном самолете нашего шефа, я чувствовала себя трусихой, но не подавала виду, храбрясь изо всех сил. Мне всё время казалось, что мы вот-вот упадем. Глядя из окна кабины, видела, как проносились под нами дома с бассейнами, поля, горы… Поселили меня в прекрасный номер, ни черта не объяснив, как с кранами в ванной управляться, - этакий маленький нюанс для «малограмотных»… Повозиться пришлось долго, всё равно деться некуда, дождалась переводчицу, чтоб она мне всё показала. За обедом заказала себе первое, второе и третье, как у нас положено. - Разве от котлетки нормальный человек наестся? - показала я на свою тарелку, улыбаясь своим слушателям. Все рассмеялись.. Однако я заметила, продолжаю рассказывать, что на меня странно смотрят. Господи, когда мне начали приносить блюда, каждое с маленький тазик, мне аж страшно стало… А, да, забыла сказать, что я ещё коньяк заказала, и мне принесли его на самом донышке. Думаю, вот жмоты, попросила добавить. Конечно, всего я не осилила, всё съесть было невозможно, на троих бы хватило. Но, когда не знаешь привычек на новом месте, всегда попадаешь впросак… Ночью не могла уснуть, к новому часовому времени прижиться трудно, разница в четырнадцать часов всё-таки! Домой позвонила, книгу почитала… Утром повели меня прямо к дантисту, шеф весьма прозрачно намекнул: коли продаю стоматологическое оборудование, значит, у самой зубы должны быть идеальными. Десять дней ежедневно мне пломбировали всё, что можно, делали мосты, о еде в «тазиках» вспоминала с голодной тоской, только соки и могла пить. Спесь с меня быстро сошла от зубной боли. Одновременно возили меня на встречи, где я мучительно улыбалась, невзирая на боль, по магазинам, в которых кружилась голова от обилия товаров. Больше всего раздражали вопросы официантов в кафе и ресторанах. - А вам какую картошку: фри, запеченную, толченую, вареную… Иногда так и хотелось заорать: «Да принеси любую и отвяжись! Я могу только протёртые овощные супы проглатывать и картофельное пюре с ложки облизывать!» С выбором у меня были сплошные проблемы. По накатанному общепитовскому стандарту – оно проще. «Бефстроганов с картофельным пюре» - это «от Москвы до самых до окраин», как в песне поётся. Просто и понятно… … Приоделась я, напокупала новых шмоток, зашла в обувной магазин и решила, что куплю-ка я себе несколько пар обуви – побалую себя по-бабски, чтоб мало не показалось. Розовые – к розовому платью, синие – к синему костюму. В общем, всё шло по плану, под кодовым названием – «Дунька в Европе, а я - в Америке». И всё время одна мысль в голове крутится – такую бы жизнь для наших женщин! В очередях за колбасой стоять не надо, за пять минут можно приготовить ужин и накормить всю семью, столкать грязную посуду в мойку и в это время наслаждаться телевизионной программой или пойти в бар с подругами. Мечта, да и только! И наивно верю, что всё это сбудется: - Мы же работаем не покладая рук, - обращаюсь к своим спутникам, - правда? И ещё многие бизнес делают, как мы, так что ничего, всё равно прорвёмся… Пустая гостиница - Ты не рассказала, как из Америки вернулась два дня спустя, после новой русской революции у Белого Дома. Что называется, с корабля на бал.. - А, да, привезли нас из аэропорта в гостиницу «Украина», никогда в жизни не видела такой пустой гостиницы. По-моему, я и мои три американца – вот и все постояльцы на тот момент. Подходим к лифту, двое автоматчиков – следом за нами. Через несколько этажей – ещё двое, потом входят трое. Еду, а у меня к животу приклад от Калашникова прислонился, тогда я ощутила, что значит, когда руки, ноги холодеют от страха… На своём этаже выходим и стараемся спокойно идти по коридору, трясущимися руками открываю дверь. Выглянула из-за шторы – увидела выбитые окна здания, почерневшие от огня. Гостиница как раз напротив Белого Дома стоит. Так что вся округа как на ладони. Слава Богу, что малой кровью обошлось… Знаете, иногда думаю о Горбачеве, и мне его жалко – просто, как человека. Помните, у Высоцкого – «выстрела в спину не ожидает никто»… Предательство тяжело пережить – покопаешься в истории и найдешь, что не он первый, не он последний… Хотя, о чем говорить, если Христа распяли… Между прочим, недавно одну книжонку читала, автора не помню, но он написал, что Иуде не просто далось решение предать, и если б он не предал Христа, то об Иисусе бы давно все забыли. И христианская религия бы не появилась… Ладно, не будем лезть так далеко в дебри, меня за такие рассуждения многие по головке не погладили бы. Пора расходиться, завтра трудный день. Распрощавшись со всеми, я вернулась в свой гостинничный номер. От перенапряжения последних дней не спалось. Почему я не рассказала самого главного, что меня тронуло в Калифорнии ?! – разлитый в атмосфере покой, настолько ощутимый, что казалось, он окутывает тебя… И никакой агрессии в воздухе. Здесь, у нас мы все ёжиками ходим - иголки наружу, или в клубок свернёмся и катимся невесть куда. Чем больнее уколем, тем больше уважения. Знай, мол, наших - ёжика голыми руками не возьмешь… Как будто все мы не были детьми, с беззащитной наивностью в глазах, стремлением к справедливости, сочувствием к страданиям. Еще раз о детстве или безымянный ёжик - Ёжика не возьмешь голыми руками, надо варежки принести, - говорит брат. - Где ты его нашёл? - Возле арыка, на улице. В клубок свернулся, я все ладошки обколол, пришлось катить его по дорожке, - отвечает брат. - Может, молока принесем? - А ещё яблок и морковки, - вторит он. – Слушай, а он мышей ест? Они же скребутся по ночам, спать не дают, вот бы ёжик поохотился! - Вроде ежи мышей не едят, хотя, во всяком случае, хоть попугает… - Давай тихонько посидим и посмотрим, что он будет делать. Сели мы рядышком и наблюдаем. Вскоре ёжик мордочку высунул и стремительно убежал под диван. Мы улеглись на пол, смотрим… - Молоко унюхал, - шепчет брат, - смотри, пьёт, а носик у него черненький… Ему с нами понравится жить, я знаю. - Ёжика назовём Вася, - предлагаю я. - Почему Вася? – удивляется брат. - Не знаю. Вася ему подходит. - Нет, не подходит, - упорствует брат. - Да зови его как хочешь, - раздражаюсь я. Так и остался ёжик безымянным. По ночам выходил на охоту - это так мы думали. Только от его охоты невозможно было спать. В тишине ночи его быстрые мелкие шажки напоминали тюканье молоточка. Но, в этом лёгком постукивании было что-то домашнее и даже умилительное. Постепенно мы к этому привыкли. Он прожил у нас всю зиму, летом мы стали выводить его на улицу, и однажды в саду он сбежал. Слов нет, как мы огорчились. Но в саду ему понравилось, и иногда мы видели, как он с яблоком на иголках пробегал в траве. Ничего этого на самом деле не было – это я придумала. Просто нам хотелось с братом, чтобы ёжик оставался жить в саду, и иногда мы друг другу говорили: «я видел, или видела, ёжика». И верили, что вправду всё так и было… Щенята Как-то ближе к вечеру, брат прибежал и заставил меня пойти с ним посмотреть на «там такое, такое, ты себе не представляешь!». Выскочили из дома, и на соседней улице он показал ямку, где возились недавно родившиеся щенята, девять штук, мордочки походили на бульдогов, спинки были в черных и белых пятнах. - Пуповинки у некоторых не отгрызены, - говорю я. - Надо домой забрать, мы их выходим, иначе они здесь умрут, я принесу коробку, стой здесь, не уходи! – торопливо, сглатывая слова, велит брат и уносится к дому. Мы аккуратно уложили в коробку попискивающие комочки и принесли их во двор… И тут же перед нами встали важные вопросы: куда их поселить, как разместить и что мы станем делать, когда они – девять собачат, вырастут большими? Задачи казались непосильными. Для начала мы выкопали в саду яму, положили туда старое полотенце, принесли молока в аптечном пузырьке с соской и попытались их накормить. К нашему облегчению, вскоре мать подошла с работы и, увидев такое семейство, сказала, что щенкам отроду день и они без матери не выживут. Брат заволновался: - Где же нам их маму найти? Неужели новорожденных щеночков кто-то на улицу выбросил, разве можно так делать? – весь в слезах, он пытался найти выход из этой жгучей трагедии. - Что-нибудь придумаем, - задумчиво сказала мама, - я сделаю несколько телефонных звонков, идите домой. - Они замерзнут! – закричал брат. - Нет, я их чем-нибудь прикрою! – успокоила она. Утром щенят не было. Мама сказала, что кто-то из соседей забрал, и тихо добавила: - Там, куда их забрали, щенятам будет лучше… Спустя какое-то время мы с братом всё равно узнали правду. У наших соседей был бульдог-сучка, она ощенилась, но родила не породистых щенят, а от кавалера-дворняги - хозяева не уследили… Так я ещё раз убедилась, что людскому коварству нет предела. «Козья барыня» Недели не прошло, как в наш двор забежала белая собачонка, без единого пятнышка, и осталась у нас жить. Я сшила Белке зеленый кафтан с опушкой, и расхаживала она в нём с видом барыни. Вообще-то, слово барыня звучит помпезно, и если слышу его или встречаю в книге, у меня сразу же возникает образ из маминой истории. Мама рассказывала, что во время войны в соседней деревне появилась эвакуированная профессорша из Ленинграда. Она жила одна, но вдруг у неё появилась коза с белой длинной шерстью. Ребятишки прозвали женщину «козьей барыней». Коза всегда была чистенькой, с алым атласным бантиком на шее. «Козья барыня» выгуливала козу каждое утро на кожаном поводочке, словно породистую собаку. Они важно ступали по деревянным тротуарам, и доходили до небольшого лужка, где коза щипала травку, и возвращались домой той же горделивой походкой. Цок-цок, - стучали копытца, динь-динь, - звучал колокольчик, а бантик мерно покачивался на шее у белой козочки. У неё было много молока, и хозяйка иногда продавала его соседям… Пудель … Какая коза, какой колокольчик! Я в Москве, в гостинице. Это трамваи поехали, утро наступает, а я так в полудреме и провалялась… Мои, наверное, уже встали, и девочки в школу ушли, по времени разница с Москвой три часа… Мой пудель по кличке Малыш, наверное, таскает по дому свою пустую чашку. Он – моя личная собака, и любит только меня. Муж, смешно сказать, даже ревнует его ко мне, особенно, когда тот вечерами забирается под мою сторону дивана, да так глубоко, что его оттуда силком не вытащишь… Вообще-то, муж его купил для детей своего друга, но оставил его в нашей семье. Щенку было четыре месяца. Старшая дочь его выгуливала, и вдруг он неожиданно выскочил на дорогу, машина пса сбила, а водитель не остановился. Его душераздирающий визг был слышен на весь двор многоэтажек. Вся в слезах, дочь принесла его на руках. Положили мы Малыша на подстилку, он жалобно попискивал от боли, и я стала тихонько, не прикасаясь, проводить по спинке, чтоб определить, где у него травма. У задних ног, от позвоночника, пошел жар; хотя ладонью я проводила на два сантиметра выше, не дотрагиваясь до собаки, он почувствовал, по всей видимости, боль и заплакал. Как ребёнок. Неужели хребет переломан - если так, то не выживет, подумалось. Всю ночь я сидела над ним и колдовала. К утру он затих и уснул. Позвонила ветеринару, та велела иголкой слегка потыкать в конечности, чтобы определить, действуют они или нет. Реакция была, но ветеринар сомневалась. - Впрочем, попробуй дать ему какой-нибудь вкусный кусочек или любимое лакомство, - порекомендовала она. Я оторвала часть куриной лапки и положила перед собакой. Смотрю - Малыш принюхался и съел. - Ну, этот жить будет! Но про медали и выставки забудьте. Задние лапы он, наверное, будет волочить всю жизнь, - предупредила ветеринар. «Крошка ты моя, не нужны нам выставки и медали, мы тебя выходим, я тебе помогу», - приговаривала я, гладя Малыша. Постепенно он оправился - с тех пор мы понимали друг друга, я могла позвать его мысленно, без слов, и он прибегал. Возвращаясь из офиса домой, я знала, что он начнёт лаять, как только хлопнет дверца машины, а потом в коридоре радостно завиляет хвостом и принесёт мне тапочки. Пока я общаюсь с мужем и детьми, Малыш будет сидеть неподвижно и ждать своего часа, когда я обращу на него внимание и потреплю за ушами. Обычно после такой ласки он бежит к своему месту и с грохотом тащит оттуда пустую чашку. Знает, что последует кормёжка, и я обязательно выделю ему какой-нибудь вкусный кусочек… Если ему попадало от мужа - пес гадил на его сторону постели или сгрызал резинки в его туфлях, - хорошо ещё, если удавалось это вовремя обнаружить! - я запиралась в туалете с покореженной обувью, дочки приносили иголку, черные нитки, и я тайно исправляла уроны. Однажды мы с мужем крупно поссорились из-за куска колбасы, - расскажи кому-нибудь – не поверят! А получилось так: звоню из командировки, спрашиваю, как дома, как учатся девчонки в школе, и под занавес муж говорит мне, что сумел купить палку сервелата. Я возьми и попроси его отрезать кусочек и дать собаке. К моему изумлению, он сказал: «Нет!» Мы начали препираться. Говорю: - Меня в доме нет, но если б я была, так эту долбанную колбасу тоже бы ела, так? Так! А раз меня дома нет, отдай мою долю собаке, пусть порадуется… Поссорились мы крепко – телефонные трубки побросали, меня трясло от возмущения. Конечно, мои рассуждения выглядели наивно: если он меня любит, то должен любить всё, что мне дорого, включая мою личную собаку. Приеду, куплю докторской, самой любимой колбасы, и всю скормлю Малышу. А в голове вдруг отозвалась мужнина присказка: «Ты же у меня крестьянка, понимаю, отчего такое пристрастие к дешевой колбасе!» Откуда бы ему знать, что именно уплетая дешевую докторскую и хлеб с сыром, я прочитала такое множество книг, хоть и крестьянка… Нарезала всё ломтиками, ложилась на диван и читала часами. Да, может, я и крестьянка… моя душа воли просит, но мужества у меня не хватает, так что сердце от тоски ноет. Интересно всё-таки, как у человека мозги работают… Я просто-напросто пытаюсь убежать от пермского сна, отогнать всеми воспоминаниями мои «знамения-знаки» - я боюсь… Может, наугад, не побояться и проанализировать некий случай, к примеру, с попугаем… вдруг поможет? Тоску и тревогу с души снимет. Бирюзовый попугайчик Несколько лет назад воскресным солнечным утром в открытую дверь лоджии залетел бирюзовый попугайчик. Он приземлился на белую простынь, которой я прикрыла ноги. Сел, головкой покрутил, взлетел и завис вниз головой на люстре. Его появление просто-таки озарило весь дом. Спешно муж и дети помчались на рынок, покупать корм и клетку для новоявленного члена семьи. Этим они не ограничились и решили подкупить для попугайчика подружку… Попугаи у нас прижились на кухне, но учиться говорить отказались, и сколько вся семья ни пыталась сотни раз повторять «Кешка, привет», голубой Кешка и желтый Микки недоуменно поглядывали на странных человеков и, в лучшем случае, отвечали возмущенным тарахтеньем. К слову сказать, у нашей соседки подруга работала на железной дороге проводником, и её волнистый попугайчик умел говорить, притом в основном использовал нецензурный лексикон. Он ей всю судьбу перестроил. Ухажера она нашла себе с другого поезда, так что любовь проходила по расписанию. Иногда поезда шли в разные стороны, и для встреч влюбленные выбирали те станции, где, по крайней мере, могли выкроить свободных полчаса. Однажды паренек заскочил в её вагон, стучит в служебное купе в предвкушении любовных утех, а оттуда бархатный баритон изрекает: «Ты что, ё…. твою мать, пришёл, а ну вали!», и женский голос вторит: «П-шел, на х..». Выскочил наш Ромео как ошпаренный, притом оскорбленный до глубины души. Сколько проводница доказывала ему, что «это все попугай» - Ромео не поверил ей. Тщетно она заставляла попугая говорить те же слова, зловредная птица молчала, как партизан, и ни одного слова из давешнего репертуара не произнесла - может, невзлюбила хозяйкиного ухажера с самого начала. В общем, коварная птица разбила этот роман, и парочка разошлась, как поезда в степи. Потом как-то проводница заметила, что её попугай проводника из соседнего вагона встречал только хорошими словами: «Проходите, дорогой, проходите». Вот за того проводника она и вышла замуж… Зловещие предвестия Периодически мы выпускали птиц размять крылышки и полетать по квартире. Пуделю-Малышу новоселы показались угрозой для мирного существования, поэтому он как-то схватил Микки в полете и, слегка пожевав, ободрал все перья. Голая птица стрекотала на весь дом от такого безобразного обхождения, но выглядела очень смешно. Пришлось провести строгую беседу с Малышом и напомнить ему, что он – собака, а не кот, и ему не положено есть птиц живьем. Но, Микки и Малыш так и не смогли найти общего языка. Пудель мог сидеть у клетки, урча, а Микки угрожающе стрекотала в полном отвращении к собаке. В конечном итоге при первом же удобном случае Микки, уже обретшая новое оперение, вылетела в случайно открытую форточку и, усевшись на проводах, упоенно затрещала о прелести свободы. Дети очень расстроились, но смирились. Кешка же продолжал степенно жить на кухне в лучах всеобщего обожания. Летние отпуска начались, на улице стояла жара, поэтому Кешке всё чаще наливали воду в лоханочку, чтоб он мог купаться вволю. Однажды свекор зашел к нам и, увидев купающуюся птицу, сказал, что вскоре он тоже окунется в иссык-кульские воды: пойдёт через горы, маршрут уже отработан. И тут у меня на сердце как-то похолодело. Знаю, что свёкор – турист заядлый и в горах не новичок, лет тридцать по ним ходит, но в голове запылал стоп-сигнал: «не ходи, плохо будет». Сказать, не сказать? Сказала: - Не ходите этим маршрутом, лучше выберите другой. В ответ услышала дружную тираду от него и от мужа, что в горах я ничего не понимаю, и нечего давать советы бывалым туристам. В общем, они правы, меня в горы не затащишь. Хоть красоту их я и обожаю, но всё равно – не уговоришь. Через несколько дней свёкор с другом ушел. Дни текли монотонно, но однажды, готовя борщ, я почувствовала беду, даже нож из рук вывалился. Кричу мужу: «Что-то с твоим отцом произошло!». Муж окинул меня насмешливым взглядом и сказал, чтоб я не каркала, как ворона, и что всё будет хорошо, к тому же отец не один ушел, а с напарником. Разговор завис в воздухе. Месяц прошел. Как-то ранним утром выхожу на кухню и вижу – Кешка сидит раздутый чуть не в два раза, и перья, наподобие трухи, чем-то обсыпаны. Схватила антибиотик, растолкла и затолкала ему в клюв. Вечером ему стало получше. На следующее утро дверца в клетке оказалась открытой, никого в ней не было, и только одно перышко лежало у окна лоджии. Осмотрев узкую щель в проеме створки окна, я не могла себе представить, как птица из него выскользнула. Но в голове пронеслась мысль: «Чья-то душа отлетела». Немедленно разбудила мужа и заставила звонить семье напарника, что ушел в горы с моим свёкром, узнать, когда они возвращаются. Муж набрал номер, и вдруг вижу: он с лица сошел… Напарник вернулся десять дней назад с Иссык-Куля, миленько покупавшись три дня, а со свёкром они в горах разругались и разошлись в разные стороны, так что он не знает, где тот и почему не вернулся… За один день муж, мой брат и еще один наш друг, упаковав снаряжение, ушли на поиски и с огромным риском для жизни пробирались над пропастями. Прошло несколько дней, но нашли они только рюкзак со всем содержимым… Исчез человек без следа… Даже схоронить по-человечески не смогли… Вернувшись, муж, убитый горем, стоял у окна… - Ты сделал всё, что мог, - утешала я. Потом отец пришел к нему во сне и сказал, что сын всего 80 метров до него не дошел. Мой муж мучался несколько дней и вновь пошел по тому заклятому маршруту, но всё равно не нашел… Подсчитала я по дням, когда напарник от свёкра ушел и когда Кешка улетел, - ровно сорок дней прошло. До сих пор вспоминаю это совпадение с комком в горле… Вещие сны … Это только одна ситуация, - продолжаю анализировать, - ведь я мужа предупредила по наитию о возможной беде, но изменить ведь всё равно ничего не смогла. Не поверили… Такое ощущение, что жизнь течёт по двум разным законам – по человеческим и вселенским… И как же с этим всем разобраться? Иногда до абсурда доходило – в детстве видела сон, что на Луне люди ходят, и точно – через месяц американцы на Луну высадились. Может, я сама того не ведая, вошла в информационный канал разума и идей тех, кто ракету отправлял, прочла их мысли? Но я же была ещё совсем маленькой. Нет, просто приснился сон, я фантастики начиталась. До сих пор, как в сложный переплёт жизни попадаю, Рэя Бредбери - в руки, ищу у него ответы на все вопросы. Да, но в ночь накануне землетрясения в Армении мне привиделась женщина в черном платке, с красной каймой по краям, она сказала: «Горе, большое горе, дочка!» - и я почувствовала, что она – Мать всех земных матерей. Утром встала, подушку перевернула, и, прошептав «Куда ночь, туда и сон прочь», вышла в коридор, и по радио вдруг услышала о трагедии. Но ведь я всё равно никого предупредить бы не смогла, да и кого предупреждать-то? В лучшем случае определят - тихопомешанная. Муж с правительственной комиссией уехал в Армению, а мы посылку с тёплыми вещами отправили. Вернувшись домой, он рассказывал, как кучи таких же посылок, горами сваленные булки хлеба горели с жутким смрадом, люди со всей страны помогали, миллионами слали деньги, вещи, продукты, а оставшихся в живых осталось не так уж много, увы… Муж возмущался: - Только в несчастье и думать начинаем, и сокрушаемся. Лучше бы бетон по ГОСТам делали, а то в панелях один песок, а кое-где и перекрытия не приваривались. От чьей-то безалаберности, от воровства, люди гибли… А стихия – она и есть стихия. С ней не договоришься: тут, мол, у меня перекрытия слабоваты. С ней ох, как непросто бороться, а иногда и невозможно… Пропуск в зону землетрясения муж на память оставил. А после этой поездки у него появились первые седые волосы. На подробности он скупился, говорил – сильные мужики рыдали от того, что видели. Про одного парня только сказал: тридцать лет ему было в момент, когда тверди разверзлись, этажи начали разваливаться, его из постели крутануло и швырнуло вниз, «в бездну». Он ухватился за что-то и своими глазами увидел, как мимо летела детская кроватка с его сыном, мелькнула ночная рубашка дочери, её испуганные глаза… а схватить – не мог, рукой не достать. Чудом выжил… Белый как лунь, на коленях, с простертыми к небу руками сутками стоял на руинах. Так и не смогли оттащить. Он ни минуты не спал, глаза закрывать боялся: во снах снова и снова прокручивались те сцены, а если и засыпал, с криком пробуждался, руками воздух хватал, словно пытаясь что-то поймать, удержать… Первая любовь … По-моему, мне самой воздуха не хватает от всех этих раздумий, хорошо, что не распаковала багаж вчера, проще будет собраться. Выясняется, что в Киев еду только я и Майкл, наш американский партнёр по проекту. С ним у меня особые отношения, каждую неделю кто-нибудь из нас хлопает дверью с воплем: «Никогда больше с тобой работать не буду!!» Упрямый - пока докажешь истинное положение вещей, все нервы издёргает… Но если работает, то двадцать четыре часа в сутки и свою команду держит в руках. Салоны самолётов становятся частью моей обыденной жизни, заученным движением – сьюткейс на полку, себя – в кресло, пристегнуть ремни и ждать, когда самолет поднимется в воздух… - Что-то ты не в духе сегодня, - говорит Майкл. - Думаю, - отвечаю ему. - Не переживай, я все бумаги по контракту приготовил. - Хорошо… Взревели моторы, самолет оторвался, и мы уже в воздухе. - Расскажи мне о себе, - просит он. - Замужем, двое детей… - Это я знаю, твой муж с цветами и дочки всегда встречают тебя в аэропорту. Многие так даже с завистью на вас посматривают. Видно, хорошая у тебя семья. Но ты мне про себя расскажи, что-нибудь интересное, если можно, про первую любовь, например… - Про первую любовь, говоришь, гм-гм… Знаешь, я об этом лет двадцать пять не вспоминала… Меня с ним познакомили два парня, что иногда приходили на вечера танцев в музыкальное училище. Одного выгнали из Московской духовной семинарии. Пылкий был чересчур - умудрялся из духовной семинарии по бабам шастать. Знал несколько языков, поэтому, когда вернулся в Алма-Ату, легко поступил в университет на исторический факультет с уклоном английского языка. Почти все лекции им читали на английском. Однажды - по-моему, его звали Сергей, точно не помню - пригласил меня к себе домой и познакомил с мамой – главным экономистом в каком-то министерстве. Но, самое интересное – когда она узнала, что я пианистка, то с гордостью поведала мне, что училась у великого Нейгауза, а я в это время Ноктюрны Шопена играла и частенько слушала пластинки с уроками Нейгауза. Моему изумлению не было предела: как же так, учиться у такого прославленного учителя и заниматься цифрами! Я её спросила – как так? Она в ответ только покачала головой: - Жизненные обстоятельства преподносят еще и не такие сюрпризы. Вот и ты, например, разве знаешь, как твоя судьба развернется? … Майкл улыбнулся: - Сейчас бы увидела тебя эта дама и наверняка бы сказала: «Я ж тебе говорила!» - Точно, так бы и сказала, ну, слушай дальше… … Друг этого парня в МГИМО учился на дип-ло-ма-та, так он сам всегда про себя говорил. Мне было с ним интересно, мы могли болтать часами. Уж очень они античной философией увлекались, щеголяли передо мной терминологией и именами. В этот день забежал к Сергею за конспектами сокурсник и, знакомясь со мной, галантно поцеловал руку… Вечером он проводил меня домой. Какое-то время мы просто перезванивались, потом в кино сходили, и я влюбилась в Сашу по уши, как у нас говорят. Шёл мне восемнадцатый год, до этой встречи весной меня первый раз поцеловали… в щеку, после выпускного бала у моих бывших одноклассников. Я с ними училась до восьмого класса, дружила в основном с мальчишками, они меня и пригласили. Девчонки возмущались, да и понятно, им потанцевать хотелось, может, признанья в любви услышать, а я им весь праздник испортила. На рассвете все пошли на площадь, я тоже домой засобиралась, незаметно отделилась от них и пошла себе по тротуару мимо сквера. Вдруг слышу топот за спиной. Оборачиваюсь - и меня прямо на ходу Дмитрий, мой бывший одноклассник, о котором я никогда не думала, не замечала, лихо прижав к себе, неожиданно в щечку поцеловал. И в том же темпе, не сбавляя бега, унёсся… Представь себе - стою я, разинув рот, в полном шоке, и только одно думаю – просто достоевщина какая-то! – вот ведь я теперь – «униженная и оскорбленная»… Мимо такси едет, останавливаю, говорю адрес, а меня трясет как в лихорадке: скорей бы к маме добраться, - стучит в висках, - она поможет. Приехала домой, бросаюсь к матери и, рыдая, шепотом говорю ей на ухо, что меня одноклассник Димка поцеловал, и я… наверное, уже беременна. Мама хохочет до слёз, пытается что-то мне сказать, а у неё от смеха не получается. Я смутилась: - Ну что ты хохочешь, что мне теперь делать, скажи! - И почему ты у меня такая глупенька-а-а-а-а-я! – вытирая слёзы, говорит мама. - Майкл, веришь ли, в юности, когда шепчешься на скамейке об отношениях мужчины и женщины или читаешь про любовь, понимаешь как бы, что к чему. Но в реальности все мальчишки, даже те, кому я поначалу нравилась, быстро превращались в моих друзей, и они себе ничего не позволяли. А о романтических бреднях под луной я только из романов знала. И вообще, не смейся так громко, а то рассказывать не буду! - Ой, не могу-у-у, - приглушая гогот, отвечает он, - я тебе не верю, это неправда… - В том-то и беда, что правда, была я слишком «домашняя», наивная дурочка. У меня времени не было глупостями заниматься, я в своём собственном мире жила. «Девичьи грёзы» - так это называется… - Я тебя умоляю, больше никогда, никому не рассказывай, народ тебя не поймёт, - советует Майкл. - Народ, может, и поймёт - «у нас в стране сексу нету», одна чистая любовь - я как раз под идеально-идиотский пример в ту телевизионную передачу попадаю. Помнишь, Познер и Донахью? Кстати говоря, эта фраза стала у нас летучей… Но ты не волнуйся, страна огромная, всего хватает, и сексу тоже место находится!... - А какой он, твой Саша, был? … Какой он был… Статный, спортивный, плаванием занимался, великолепно говорил по-английски. Оказался грузином, потомком тамошних князей, и внуком сосланного в казахские степи в сталинские времена дедушки-дипломата. В наших краях, если копнешь историю любой семьи, обязательно что-нибудь любопытное нароешь… Красивым его назвать – не назовешь. Нос большой, с горбинкой, уши оттопыренные… Манеры – как у английского лорда. Душа – возвышенная. Отца у него не было, он меня познакомил с мамой и младшим братом. Первый раз в жизни я пошла в ресторан с ним. В тот вечер меня одевали, можно сказать, всей семьёй. Мама мне что-то советовала, младшая тётка - она у нас в то время жила и в техникуме училась - выделила черную кофточку, расшитую бисером. Сделала я себе «конский хвост» и на свидание явилась во всей красе. Ресторан мне показался сказочным, везде – зеркала, пальмы в кадках, белые накрахмаленные скатерти, шампанское… В общем, выход восемнадцатилетней Золушки в свет. Сейчас смешно вспоминать, а тогда всё мне казалось невероятно великолепным. Держалась я с достоинством, Саша заказал ужин, сидим, разговариваем, я на него во все глаза смотрю – «Ах, мой рыцарь», и от любви пребываю в полуобморочном состоянии… Он в мой бокал с шампанским кусочек шоколада бросил, в бегущих пузырьках заиграл свет от хрустальных люстр, первый глоток делаю очень аккуратно, и, как теперь понимаю - гадость страшная, потому отставила фужер в сторону… Он, извинившись, что оставляет меня одну, удаляется в туалетную комнату, а я за каждым его шагом слежу, пока он не скрылся в дверях. Сижу, смотрю в одну точку, и только постепенно до меня начинает доходить, что в зале играет музыка, и вокруг сидят люди. Скосив глаза, вижу группу ребят невдалеке от бара. Неожиданно подходит официант с подносом, подает мне записку, ставит еще одну бутылку шампанского и кладет передо мной плитку шоколада: - Это лично Вам просили передать, - говорит он мне. - А кто? И он указывает на парней у бара… Краска заливает мне всё лицо… Открываю записку, а в ней: «Юная богиня, Вы – прекрасны». Поднимаю глаза и вижу, что Саша вернулся, я ему бумажку протягиваю, он бегло прочитал, и победоносно глянул на ребят. Неуютно мне стало, но скоро еще записку принесли. Я её читать не стала, сразу Саше отдала. Не знаю, что там было написано, но мы очень скоро покинули ресторан. В тот вечер он мне признался в любви и сказал «я тебя люблю» на английском. Почему-то мне это не понравилось… - Так что первый раз меня любили по-английски, - смеясь, говорю я Майклу. - Очень странно, - протянул он. – А что потом было? - Больше месяца мы с Сашей встречались, чисто пионерские отношения были, но он меня целоваться научил. А потом всему этому пришел конец. Он мне прямо сказал, что на таких, как я, надо жениться, а нам ещё лет маловато, и притом ему цыганка нагадала, что он женится в 25 на своей первой любви. Я его долго допытывала, кто ж его первая любовь? Уж как мне хотелось быть для него этой первой любовью! Я всё ещё тешила себя надеждой, подсчитывала, сколько мне лет ждать... Однажды, в один из вечеров, он мне сказал, что начинается сессия, экзаменов много, и у него не будет времени для встреч… Я сразу поняла, что он имел в виду… И мы расстались. Домой пришла, села в углу у пианино и молча плакала, уткнувшись лбом в черную стенку инструмента. Тетка и мама никак не могли меня успокоить. Для моего сердца это была катастрофа. Саше не надо было, оказывается, ни моей любви, ни меня… И семья моя не из того клана, и княжеской голубой крови во мне нет. Ещё долго я бегала на остановку автобуса, чтоб его увидеть, когда он с тренировок по плаванью возвращался, впрыгивал в 18-й автобус, бросал пятак в кассу, отрывал билет и, слегка развалясь, садился у окна… Время для меня остановилось, ничего кроме боли я не ощущала… Мама, однако же, помогла: - Доченька, что ж ты так убиваешься! Не страдай, представь себе, что у меня бы были внуки, как твой Саша – этакие Буратинки, с большими носами и оттопыренными ушами, что за дверные косяки цепляются! Да глядишь, семеро по лавкам! Что бы я со всеми вами делала? Образ семи Буратинок, сидящих рядком на одной лавке, меня рассмешил и отрезвил. Хотя, не в том было дело, к тому времени внутри у меня, глубоко в сердце, всё было сожжено – пепелище. Посмотрев на маму, я улыбнулась и спросила: - А какой сегодня день? - Вторник, - ответила она. У него тренировка сейчас, но к автобусу я не пойду… И эту музыку больше играть не буду, - решила я для себя и бросила на нижнюю полку ноты с печальными песнями, которые играла, когда плакала о своей неудавшейся любви. Через много лет я узнала, что он уехал в Москву, получил хорошую должность в каком-то министерстве и женился на дочери своего начальника… |
