|
Глава девятнадцатая. О ЛЮБВИ Сын Дочь вернулась замужней женщиной с обручальным кольцом на руке. Внешне как будто ничуть не изменившись. Казалась другим человеком, ибо познала тайну ночного лихорадочного шепота и клятв быть вместе в любви и в трудностях. А потом целых полгода пребывала, что называется, «в киселе» от тоски и ожидания. Она пыталась подхлестывать время, чтобы на пороге нашего дома поскорее встретить свою любовь. И одновременно не стихал телефон и накалялся факс – много было переговоров и столько надо было послать её мужу документов, необходимых для отъезда. Володе пришлось уйти из юридического института, закончив первый курс на отлично, сдавать экзамены на тоэфул – тест, чтоб поступить в тот же колледж, где училась Вика. Он получил студенческую визу, и однажды открылась, наконец, дверь нашего дома, и я увидела высокого худощавого блондина – моего зятя. Он сразу стал называть меня мамой, а я – его сыном. Стояло лето, он рвался работать, чтобы помочь мне, нашел приработок, принес первую зарплату. Всё будто было хорошо, кроме одного: они не целовались при мне, и это меня беспокоило. В конце концов я не выдержала и спросила: - Вы почему при мне не целуетесь? Мой вопрос смутил обоих, оба покраснели: - Мам, мы тебя стесняемся, - сказала дочь, а сын утвердительно кивнул головой. - Поглядите на них – они стесняются! Я ночами не сплю, думаю: любят они друг друга или нет!? Не целуются, не обнимаются! Да я чаще видела, когда ты в больнице лежала, - видела, видела! – как он тебя обнимал. А тут – поженились, и они, видите ли, стесняются матери! - Мам, ну что ты заволновалась, мы очень любим друг друга и больше стесняться тебя не будем, - произнес Володя. У меня от сердца отлегло от этих слов. И в самом деле, после нашего разговора они стали более раскованными. Как-то раз сын подошел ко мне и говорит: - Я хочу купить пистолет. - Зачем тебе пистолет? – он так перепугал меня, даже руки затряслись. - Вас защищать. Глянула в его глаза и сердцем поняла, - этот мальчик действительно наш защитник, и с ним в разведку идти не боязно. Но сказала, что никакого оружия не надо. Хотя здесь его можно иметь по закону. Бояться нам некого, никому мы здесь не нужны, живи себе, учись и работай. - Кстати, хочу тебе сказать: брось ты свою работу, учебный год начинается, тебе заниматься надо, язык английский подтянуть. Потерпи, сынок, уважаю твое желание помочь, но основная поддержка сейчас – получить образование. Это для меня самое главное. Два года пройдут незаметно, колледж окончишь – в университет пойдешь, а будут знания - всегда сможешь заработать на жизнь… Говорила и знала – как ножом по сердцу полоснула парня. Он – мужчина, у него хоть и маленькая, но семья. Да и мы с Лелькой рядом. А он сразу решил ответственность принять на себя. Как ни тяжело ему было, но к моим доводам он прислушался. Так и ездил каждый день в колледж на автобусе вдвоем с дочерью, потом придумали на велосипедах добираться. Иногда до колледжа подвозил их Майкл, но в конечном итоге, он подучил сына ездить на машине, и тот сдал на водительские права. Слоеный пирог Моя жизнь в то время походила на слоёный пирог – параллельно происходило множество разных, порой совсем несвязанных друг с другом событий, которые встречались в одной точке. И этой точкой была я сама. С некоторых пор у меня появилась привычка делать своего рода диаграммы, где внешний поток событий расписывался до мелочей, но под ним на бумаге я писала, что происходило и изменялось у меня внутри, чем я дышала. Иногда я очерчивала для себя первостепенные цели, которые мне хотелось бы достичь. Спустя какое-то время я могла листать страницы своего дневника, и если видела, что иду по кругу одних и тех же мыслей, стремилась яснее понять себя и определить, почему я топчусь на одном месте. Однако для начала я получила весьма иллюстративный урок от жизни. Мне было преподано, - все наши заслуги и достигнутые высоты – не более чем эфемерная иллюзия. Они могут исчезнуть в мгновение, и тогда мы останемся один на один с новыми ребусами. Ну и что с того, что я делала проекты, встречалась с министрами, работала по 24 часа в сутки – сейчас это было прошлое, и оно не имело никакого значения в этом маленьком американском городке. Было такое ощущение, будто с меня сорвали покровы и поставили перед всем миром: выдержу или не выдержу, выберусь или не выберусь из ситуации, в которую сама себя загнала. Выбор был мой, мне и хлебать полной ложкой всю непривычную и неласковую для меня действительность. Похоже, я опять заварила кашу – мне её и расхлебывать. Частенько я говорила детям, чтоб меня не беспокоили: иду думать! Закрыв за собою двери спальни, ложилась на матрац – кроватей в ту пору у нас еще не было, и – думала. Сейчас подтруниваю сама над собой, как в том анекдоте: «батько думать будет», но смешно мне тогда не было! Нужен был постоянный доход – без этого ни в какой стране не проживешь. Первый год прошел под девизом: «а король-то голый!», вся моя держава – мои дети - старались учиться и адаптироваться в новой среде, казалось, ловили каждое моё выражение лица, вслушивались, что я говорю, и всё равно постоянно опасалась, вдруг заметят, - «король голый» и я сама не знаю, что же предпринять. Я читала философскую литературу, занималась медитациями, гадала на картах и на «книге перемен», вслушивалась в голоса, возникавшие внутри моего существа. И понимала: до тех пор, пока я сама себя не поменяю, не пойму каких-то истин – не смогу ничего добиться. А добиться я была обязана. Пока еще не знала чего, но твердо сознавала, если я круто изменила курс собственной жизни и жизни моих детей, то обязана покорить себе окружающие обстоятельства, сделать некий загадочный прыжок из нынешнего состояния в иное – вверх и снова вверх, пусть по крутой вертикали, ломая ногти и обдирая ладони в кровь. «Мне надо добиться, добиться!» - твердила я мысленно, лежа с закрытыми глазами на матраце. Иначе, Виктуар-Победа, грош тебе цена… Монастырь Как-то в воскресенье я решила пойти в церковь. Маленький православный приход обосновался в здании при доме престарелых. Меня привела туда милая женщина, у которой предки испокон веков были священнослужителями на Руси. Она родилась в Канаде, потом перебралась в Америку, прекрасно говорила по-русски. Так уж получалось, что все русские или русскоговорящие, приезжавшие в эти края, всегда находили Ольгу. В церкви служба шла на английском, только лики святых были знакомы, остальное казалось по меньшей мере странным. После службы Батюшка разговорился со мной, и я прямо ему сказала, что хочу исповедоваться. Несколько дней поста прошли быстро, и я пришла в церковь. Исповедь моя была на английском – он задавал вопросы, я – отвечала. Неважно, на каком языке говорить правду. Правда она и есть правда, главное, чтоб от сердца шла. Отпустил мне Батюшка грехи мои, только ничуть мне от всего этого не полегчало, и он посоветовал поехать с ним в женский монастырь, который недавно открыли греческие монахини недалеко в горах, пожить там какое-то время, прийти в себя, восстановить мир и покой в душе. Я согласилась, и через пару недель мы поехали. Четыре часа езды – непрерывное прослушивание аудиозаписей разных служб и духовных наставлений. Всё это, в конечном итоге, стало меня раздражать до невыносимости. Я сидела и каялась, мысленно ругала себя за суетность и нетерпимость, но ничего не могла с собой поделать. Опустошенной и уставшей ступила я на двор монастыря, который являл собой просто добротное ранчо, с полями и многочисленными постройками. Монашки встретили нас приветливо, накормили, показали окрестности. На следующий день, в пять утра, началась служба. Я стояла в дверном проеме и слушала Батюшкин голос - теперь служба шла на греческом языке. Ни с того, ни с сего вдруг пришло в голову: Петр I отменил службы в России на греческом, а я, выходит, приехала в Америку окунуться в «допетровье»! Может, и не Петр отменил, не ручаюсь за историческую точность, только так мне тошно стало от всей этой мешанины, что я тихонько юркнула за угол дома и убежала в поле. Села на траву, закурила сигарету и говорю себе: «Балда ты, балда, куда тебя занесло - в женский монастырь подалась, правду искать! Совсем с ума спятила - ты что ж, думала в веру на старость лет удариться? Да тебе надо лет сто до душевной чистоты этих женщин-монашек добираться! Сидела бы уж дома, не рыпалась, ты столько всего начиталась, что вместо прочувствования святости и сакральности службы пытаешься разобрать, кто, когда и что отменил. Нет, надо будет просто почитать историю религии». Однако интересно, как одна монашка сказала, будто ей видение было – сан монаший принять… Монашки сами ведут большое хозяйство, и огород у них есть - напоминает огородик бабушки-монашки из моего детства… Ладно, надо будет честно Батюшке сказать… А что сказать? Что есть другие дороги познания?... Все монашки смотрели на тебя, дорогая моя, как на заблудшую овцу… Но почему – заблудшую? Может, плутающую в дебрях собственных недоумений? Хотела здесь в монастыре передохнуть, вроде как отпуск предоставить своей душе, но лучше поеду домой – похоже, следующие десять дней в монастыре покажутся пыткой… У меня неадекватное восприятие всего этого, наверное, сам процесс служб и ритуалов я не воспринимаю. В принципе, ведь это тоже работа – быть священником, причем достаточно тяжелая порой: попробуй-ка наставить на правильный путь таких, как я, немало сил придется приложить… Взгляд мой упал на букашку, ползущую по травинке, потом скользнул вверх на голубое чистое небо, глубина которого завораживала. Цикады стрекотали, легкий бриз дотронулся до щеки. Я быстро встала и ровной походкой отправилась обратно. Повстречав Батюшку, сказала, что возвращаюсь с ним, - нет, не остаюсь, не могу остаться. Он только кивнул головой и, улыбнувшись, бодро сообщил - времени у меня на сборы всего-то десять минут… На обратном пути какое-то время мы ехали молча, потом я рассказала ему о своих думах, поблагодарила за помощь, за то, как он частенько заходил меня проведать на работу, и дала понять, что вряд ли я стану хорошей прихожанкой. Мы много говорили на разные темы, и под конец разговора он отметил, что у каждого своя дорога к Богу, и я могу придти к нему в любое время, когда почувствую в том настоящую необходимость… На том и разошлись… Батюшка подвез меня до самого дома. Когда я зашла в прихожую, дети удивились столь быстрому моему возвращению. Бросив саквояж на пороге, подошла к камину, огонь трещал на поленьях, ощущение уюта и покоя коснулось моего сердца, я медленно опустилась на пол и протянула ладони к огню. - Мам, что случилось? Почему ты так быстро вернулась? - спросили дочери. - Ничего не случилось. Девчонки, а вы можете меня представить в женском монастыре? - Мамочка, с самого начала твоё решение поехать туда было для нас настолько странным, ... мы за тебя даже беспокоиться стали, - сказала Вика. - Я люблю жизнь, дети! Поэтому я и вернулась. Не надо мне отпуска… Я в церковь пойду, только когда действительно захочу, а вам самим решать, каким путём вы пойдете по жизни… - Мам, а ты в… - Не спрашивай, - прервала я младшую дочь, -наверное, я человек с неустоявшимися взглядами, и мне еще много предстоит работать над собой. Между прочим, мы с Майклом новую компанию организовываем, будет у нас свой бизнес. Знаете, как было смешно, когда мы с ним на доске стали писать, что именно мы можем делать! Оказалось, не так уж и мало у каждого из нас знаний и практики в разных областях. Разделили на две половины доску и в моей колонке написали даже о моих возможностях вязать и шить, учить музыке детей, в общем, пришли к одной идее, думаю, к осени я начну получать стабильную зарплату, и будет полегче… Главное - выстоять… И мы на самом деле зарегистрировали компанию. Майкл написал бизнес-план, но, чтобы стартануть, нужны были инвестиции. По своему старому бизнесу Майкл знал несколько человек, с одним из них, Хомером Санчесом, однажды разговорившись, он выяснил, что в городе есть инвестиционный клуб, состоявший, в основном, из отставных военных. Нас пригласили на одно из заседаний клуба, где Майкл сделал презентацию, после которой мы получили добро и чеки на значительные суммы. Это была удача, это была победа, какой мы и не ожидали! Да и как было не радоваться, когда у Майкла шел суд, и он был на грани банкротства. А сейчас свет в тоннеле забрезжил. К моему удивлению, две трети наших одиннадцати инвесторов были участниками Второй мировой войны, летчики-асы. Первая встреча с ними была для меня неожиданно очень эмоциональной, и отношение к этим дедулям, таким бодрым и радостным, что у меня даже язык не повернулся спросить хотя бы одного, сколько же ему лет, было неоднозначным. Они радовались возможности, через пятьдесят лет опять увидеть человека из Советского Союза, из России. Последний раз кое-кто из них поднимал тост за общую победу в Берлине, а после этого у них уже не было случая встречать людей из нашей страны. С каким уважением они отзывались об отваге, мужестве и мастерстве наших пилотов! Рассказывали о совместных воздушных боях. Забросали меня вопросами о жизни у нас, о том, что нового происходит в стране, и о моём отношении к развалу великой державы. Только сейчас я поняла, что, хотя я с пылом рассказываю о переменах в стране, горечь наполняет меня. Весь мой запас любви к Родине относился к Советскому Союзу – я росла в той стране, а теперь её нет, далеко-далеко остался уральский город, где я родилась, и столица молодого независимого государства Республики Казахстан, где родились мои дети. Пришло осознание - когда я говорю: «А у нас то или это лучше, чем в Америке», я делаю сравнение с той эфемерной реальностью, которая осталась в прошлом - там, во временах моей юности и начавшейся зрелости, и , в общем-то, всего этого более не существует. Воспитанная на образцах русской и мировой культуры, вобравшей в себя традиции казахского народа, наполовину русская, наполовину татарка, я была совсем сбита с толку от происходящей исторической круговерти. Впрочем, может быть и не только я. Да и что я такое в мировом, историческом процессе – так, микроорганизм, пытающийся выжить… Пока Майкл, вооруженный цифрами, объяснял, как мы будем развивать компанию, я взяла чашку с кофе и вышла на свежий воздух. Зыбь пробежала по моей памяти и возникла картина, где четко обрисовались два мужских лица в Киевской гостинице. Разговор в гостинице В тот вечер, несколько лет назад, когда я шла к себе в номер, дежурная по этажу шепнула мне, что в банкетном зале кэгэбэшники приветствуют нового шефа. Тогда я особого значения этому не придала и вскоре направилась за минеральной водой в ресторан. Толпа военных и штатских курила в коридоре. Пытаясь проскользнуть мимо пристальных взглядов, я нечаянно столкнулась с одним военным в дверях ресторана. - Извините, - сказала я. Он посторонился, а потом неожиданно спросил: - Это Вы работаете с американцами? - Да. Я привезла делегацию бизнесменов, а что? - Поговорить надо, у Вас найдется минутка? – промолвил он. Так, начинается, лучше сразу, чем потом! - подумала я. - Конечно, найдется, заходите, поговорим, - продолжила я вслух свою мысль. Не прошло и полчаса, как ко мне в номер зашли два бравых молодца. Ребята были вежливые, принесли с собой водки и закуски, коробку шоколадных конфет. - Присаживайтесь, и спасибо за гостинцы, - сказала я, причем внутренняя напряженность ни на мгновение не ослабевала. Начали разговор с того, что Киев - удивительно красивый город, а потом последовали вопросы: кто мои американцы, нравится ли им Киев, чего они хотят, хорошо ли я их знаю. В моих ответах были прозрачные намеки о том , что вообще-то мои гости должны знать больше, чем я, обо всём, о чем спрашивают. … Оказалось, мы - ровесники, одного года рождения. Пожалуй, с этого момента разговор перешел в другое русло, более раскованными стали ребята, да и я сама начала больше спрашивать. - А вы действительно из КГБ? – мой вопрос прозвучал почти глупо. - Ну, на самом-то деле мы из контрразведки, - сказал один из них. От этого у меня пересохло в горле, и, слегка откашлявшись, я выдавила из себя: - Вот это – да! Я думала, вы из этих… - Да, да, а мы вот оказались – из тех… - засмеялся другой. - А вы какой же страны контрразведчики? – не унималась я. - Вот-вот, сами пытаемся разобраться. Мы оба с Димычем русские. После нашей академии нас сначала в Германию отправили, а потом по разным республикам раскидали. Союз грохнулся. Все себя независимыми провозгласили. Вот мы с Димычем по разные стороны баррикад и оказались. Если что случись, друг против друга работать будем. - Ох, и болезненная эта тема, - подхватил Димыч, - понимаешь, учились мы в академии, нас четыре друга было, о таких говорят - закадычные, в огонь и в воду друг за дружку пошли бы. А сегодня что получается? Эдика в Грузию направили, Шота попал в… не важно, по национальному признаку не пройдет, меня в азиатскую республику, а его, - кивнул он на друга, - сюда, на Украину. Я приехал его повидать - с командировкой повезло. Второй день голову ломаем над разными проблемами. С одной стороны, можно в Россию перебраться, но это очень непросто, с другой стороны, посудите сами: мы обучались в одной из лучших в мире разведшколе, нас всех, невзирая на разные национальности, учили классные специалисты. Не приведи Господи к такому, но, если отношения между молодыми независимыми государствами ухудшатся, как работать? Мы ведь одним и тем же секретам и мастерству учились. Минимум два иностранных языка в совершенстве знаем… Ну как я против Эдика агентуру запущу? Он ведь меня как облупленного знает, ведает не только мои слабые и сильные стороны, но чувствует меня левой пяткой, грубо говоря. А я знаю, в чем он дока, а в чем нет… С патриотизмом проблемы получаются. За какую страну воевать – сам не знаешь: у меня дети родились в Азии, а у него на Украине, а сами родом из России. Так и хочется, хоть к лешему на рога податься. Всё в нашем мире перемешалось! Меня и вовсе ошеломили такие речи, я никогда не задумывалась над этими вопросами, но чувствовала: ребята говорили «голую правду», и она звучала зловеще. Ко всему прочему, в голове всплывала информация о разного рода закрытых городах с секретными институтами, лабораториям, и мне почему-то стало себя жалко. - А что ж делать, ребята? – взволнованно спросила я. - Что делать? Вот это и есть загадка нашего времени. Что-нибудь придумается, наверное, разберутся… те, кто наверху сидит… - мрачно сказал Димыч. - Слушай, а ты в Америку вскоре уедешь, нет? – спросил меня его приятель. - Нет, я не собираюсь никуда ехать, здесь работы полно, потом, мне нравится бизнесом заниматься, - ответила я. Мы еще поболтали о всякой всячине, и вскоре ребята ушли. Больше я их не встречала, но о чем я с ними говорила, до сих пор нет-нет, да всплывет в моей памяти, и до сих пор вопросов больше, чем ответов… Выплеснув остатки кофе на траву, я вернулась к нашим инвесторам, и вовремя. Майкл как раз рассказывал, как мы с ним познакомились, и работали почти пять лет вместе… Встречи с Майклом Майкл вспоминает: - Однажды ко мне в компьютерный магазин зашел Дэвид. Мы разговорились, он сказал, что работает с Россией и Казахстаном, собирается устраивать выставку товаров и продукции американских компаний в Алма-Ате, включая Дженерал Моторс и IBМ. Поинтересовался, не хочу ли я принять участие, я согласился, идея была привлекательной, а в какой-то мере даже авантюрной. Летел самолетом из Москвы, где был единственным иностранцем – хорошо, я до поездки начал русский изучать и разговорник с собой захватил, так через него и общался со стюардессой. Но я не знал, что выходить из самолета мне надо было прямо к автобусу «Интурист». Пошел со всеми пассажирами к обычному автобусу. В терминале долго пытался найти свой багаж, не мог, думал, потеряли, но вдруг ко мне подошел таксист и спросил что-то, а я ему на ломаном русском говорю: - Моя багаж? Моя отель? Гостиница? Большой, большой… Таксист сообразил, потянул меня за рукав, показывает, мол, пошли со мной. Решил: никто меня в аэропорту не встречает, пойду с таксистом, что будет, то будет. Он меня привел в терминал «Интуриста», где я и увидел Вики (все американцы меня так называют) и еще одного парня из Польши, которые меня ждали. Услышал английский, на душе полегчало. Поблагодарил таксиста за помощь, и мы поехали в гостиницу, которая не была «большой, большой», как я думал. Он говорил, а у меня в голове параллельно шли свои воспоминания. В тот вечер, в аэропорту, я переволновалась, обегала всех, спрашивала, был ли он среди пассажиров, или нет, когда же он появился, - подумала: какой молодой. И совершенно рыжий. Когда он нас увидал, радость просто озарила его лицо, зеленые глаза засверкали. На выставку приехало человек тридцать, всех их надо было встретить и разместить, Майкл был в их числе. Столько мороки было с этой выставкой! Контейнеры прибывали с опозданием и стояли нерастаможенные, в ночь перед открытием меня подняли с постели, чтобы растаможить последние экспонаты. Еле уговорила таможенников, и только к шести утра, загрузив три грузовика, мы вывозили и монтировали по ходу нашу экспозицию. В десять часов было открытие, я еще и переодеться успела… Рассвет, утро было необыкновенное: хоть и ноябрь, а осень стояла теплая и листва с деревьев еще не успела облететь. Был 1992-й год… Директора крупнейших заводов явились, часть переговоров я вела лично. С самого утра моя команда и Жанна работали не покладая рук. Забавно было, когда Жанну мне представил один из наших клиентов и страшно удивился, что мы друг друга еще по ГИТИСу знаем. Между прочим, эта аббревиатура ГИТИС иногда срабатывает, как волшебное слово «сим-сим». Однажды я оказалась в безвыходной ситуации в одном сибирском городе. Не было билетов на Москву, и я не знала, как же мне выбраться оттуда. Случайно разговорилась с каким-то человеком, а он оказался художественным руководителем областного драматического театра и выпускником театрального института. Узнав, что я тоже там училась, мы как будто внезапно породнились. В тот же вечер я улетела в столицу - он помог мне с билетами и довез до аэропорта… А Жанна… Она перестала заниматься театральной критикой и открыла первый магазин женской одежды. Разве могла она театральной критикой, своими рассказами и сценариями накормить семью - конечно, нет! Я была счастлива её встретить, и на выставке она представляла товары народного потребления… Майкл продолжал рассказывать: - Выставка прошла удачно, на ней я познакомился с Ричардом, который занимался шахтным оборудованием, он меня забрал с собой в один из шахтерских городов Казахстана. Мы посмотрели шахты и перерабатывающий завод, а потом нас пригласили на ужин и, конечно, в баню. Сижу я с главным инженером на полке, с веником в руках, он по-английски не знает, а я по-русски – только два слова. Спрашивал меня - может, я немецким владею? Я ответил: нет. Но вспомнил, как моя мама в детстве пела мне колыбельную на немецком. Ну, я и запел - инженер подхватил. И вот мы, двое голых, взрослых мужиков горланили эту колыбельную во весь голос. Обращаясь к одному инвестору, Майкл напомнил, что мать его немка, а предки отца из Уэльса. … Я очень хорошо помню, как он вернулся из этой поездки, подбежал ко мне и таким бодрым голосом объявил, столько новых слов по-русски знает, - и тут как посыпались такие отборные матерки, что я на него зашикала, чтоб он немедленно замолчал и никогда таких слов при женщинах больше не говорил. Оказывается, научили шахтеры. Впрочем, мужики - они везде мужики, мат у них – любимая игрушка, всегда при себе. Но он не угомонился, тут же подошел к одной из пожилых американок, представительнице большой компании, и по-русски ей врезал: - Ну ты, б…ь, старая кошелка, как дела? Я от стыда не знала, куда деваться, а та, решив, что молодой человек подучился новым словам, мило ему ответила: - Доброе утро, ты когда вернулся? Иногда всё же хорошо,если человек языка не понимает, а то позору бы было… Ох, и лекцию я ему тогда прочитала. Да пару фраз, что он использовал, на английский перевела. Он был крайне удивлен и мне ответил, что порядочные женщины так не говорят. Но эквиваленты на обоих языках нас примирили. Там же, в шахтерском городе, он рассказал о новых электронных платежах сильным мира сего… - Я вернулся домой, полный впечатлениями, а после нового года опять уехал, но уже на проект. Потому что Вики подписала контракт на электронные карточки. … Не только контракт подписала, но компания и деньги получила на выполнение проекта. Я привезла медицинское оборудование по своему первому контракту на один из заводов, на приеме у директора мы разговорились, и он меня спросил, могу ли я помочь ввести платежные карточки для оплаты рабочим завода, он тогда еще сказал: «Ты знаешь, о чем я говорю, они будут как Американ Экспресс». Я ответила: - Конечно, можем сделать. Честно признаться, в тот момент я в глаза не видела этих карточек, всё-таки я авантюристка по натуре, куражу у меня тогда хватало на двоих. За один день составила контракт и подписала. Нравился мне этот директор завода, мы могли с ним подолгу говорить о политике, религии, собаках. У нас обоих были любимые собаки, и мы до слез хохотали, рассказывая о проделках своих подопечных… - Я приехал и сразу попал на совещание. Мне тут же предложили сделать мануальную систему расчетов при минимуме электроники, но я отказался и доказывал, что для будущего необходимо сделать именно полностью электронную систему. … Майкл продолжал свой рассказ, а мне напомнил, как ему поставили задачу - за два часа составить технико-экономическое обоснование электронной системы. Он сам печатал с невообразимой скоростью на русском языке, мы ему диктовали, его пальцы практически не поднимались от клавиатуры компьютера, он составил тогда четыре разных варианта, с графиками и планом внедрения. Провел эксперимент, показал банку, как это будет работать, используя лаптоп и терминал с карточкой. Нам дали добро на внедрение, и через две недели, в стужу и метель, он привез молодых ребят из Калифорнии. Сейчас-то я знаю, что весь дизайн системы и программное обеспечение писалось на проекте, а все сделанные им заготовки не подошли по отдельным параметрам. - Систему мы внедрили, а потом подписали контракт на всю область, к концу того же года я завозил оборудование в момент, когда республика вводила свои деньги, и пришлось по ходу менять программу и закладывать новые данные в систему, зато обмен вкладов прошел автоматически, и те, кто сохранил их в банке, не бегали с мешками старых-новых рублей, чтоб обменять свои сбережения. В народе говорили о самолете, который приземлился и привёз новую национальную валюту, а не оборудование. Более всего меня умиляло, как старушки покупали молоко и хлеб, используя нашу электронную карточку. Потом были и еще подобные проекты. Моя и её команда были как одно целое, может быть, поэтому нам и удалось всё быстро сделать… Когда Вики приехала сюда, у неё первой возникла идея создать подобную систему здесь, к тому же я знаю, мы будем работать с удовольствием и дело это прибыльное. Инвесторы поддержали наше начинание, и компания заработала. Мы с Майклом работали вдвоем не покладая рук, выходных дней не было, зато был энтузиазм! Лёд и пламя Впрочем, это был внешний поток событий: под семью печатями, за семью покровами мы хранили самый главный секрет – нашу любовь. Она вызревала долго, и в начале приняла абрис дружбы и, конечно же, партнерских отношений. Сжигающая страсть, когда мы оставались вдвоем, и здравый рассудок, когда мы занимались бизнесом. Лед и пламя… В детстве у меня была заветная жестяная коробочка от индийского чая, в которую я собирала фантики от конфет. Я её прятала так далеко, что иногда даже забывала, где она находилась, но, найдя, могла разглядывать разноцветные и блестящие обертки, вспоминать вкус конфет, придумывать разные истории, каждый фантик мог стать необыкновенной, недосягаемой страной со своими причудливыми очертаниями, миром иллюзий, своими героями. Это бывало нечасто, но было щемительно дорогим – моим личным. Этим коллекционированием я занималась недолго, как-то вдруг повзрослев и поняв, что всё это мои выдумки и мечтанья, однажды я коробочку захлопнула, и засунула под старый хлам на печку в подвале, и больше никогда её не трогала, сказав себе: «забудь, забудь навсегда». Но щемящее чувство моего, личного, принадлежащего только мне, осталось. Коробочка была моим большим секретом, я её никому не показывала, это был мой сказочный, счастливый мир. В этом мире можно было раскидывать золотые сети между звездами, и там далеко во Вселенной прыгать, как на батуте, делая сальто, или, вспрыгнув на солнечный луч, мчаться с ним вместе в неизвестное, кружиться с солнечными зайчиками в сумасшедшем танце, смотреть, как переливается водная гладь сонного океана моих грёз. Только там радость существования и полная гармония были сплавлены в одно целое… Я всё забыла, я не хотела помнить, но однажды все былые грёзы во мне всколыхнулись. И каждый раз, когда Майкл говорил мне: «я тебя люблю», я не могла сдержать слёз и он даже обозвал меня плаксой. Он просто не мог понять, что откопал во мне девочку, о которой я так хотела забыть; своим появлением в моей жизни он взорвал все заслоны, все убеждения, все запреты. Между нами стояла пропасть, имя которой было – время, годы, которые я жила без него, опыт, преобретенный вне его существования. Он рассказывал о своих школьных подружках, я могла с тихим остервенением ревновать к его прошлому, могла указывать ему на дверь, а потом вдруг видеть на подоконнике десятого этажа свежие гвоздики, неизвестно как им положенные, - с риском для жизни он дотягивался с окна своего номера до открытой створки моего. Я гнала его всеми силами, ругалась с ним по работе, но на следующий день мы опять начинали разговаривать, решать какие-то насущные проблемы, он писал мне письма с извинениями, стихи, где сквозило нечто, удерживающее меня и надрывавшее мне сердце. За руку водил он меня по музеям, расстраивался, если мне хотелось смотреть картины одной. Он стал частью меня, притом, что один и тот же вопрос стучал в висках: «Зачем?» И почему провидению было угодно послать его мне? Радость, давно забытая радость захватывала меня, и душа моя как в книжке-разукрашке наполняла красками картинки ежедневной жизни. Танцевать под звездами на обочине дороги или вальсировать между разноцветными огнями елочных гирлянд, разбросанных на полу, - магическое волшебство любви пронизывало всё моё существо. Всё это было наше, к этому не дано было никому притрагиваться. Мы знали, что наши судьбы сплелись навсегда и нас не разлучить. «Это было моё предначертание – пересечь полмира, чтоб тебя встретить, познать тебя как друга, а потом возлюбленную, - говорил он мне, - ничто меня не остановит, мы будем вместе». Он был рядом, когда мне было плохо, радовался со мной, когда мне было хорошо, поддерживал тогда, когда хотелось упасть и больше не поднимать голову от неудач, но он нежно и твердо протягивал руку, у него находились нужные слова, и я воскресала, и вновь обретала силу… Иногда вспоминала про мои безумные броски, про почти состоявшееся решение искать покой души в женском монастыре… Я сама себе удивлялась и своей непонятливости. Ведь Майкл уже тогда вошел в мою жизнь, а я всё ещё не видела, - вот она, моя судьба. Говорят, «время лечит». Не время – любовь лечит. Теперь я это твёрдо знала… |
