|
Глава шестая. ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ Неожиданно Людмилу Аркадьевну осенило: Гюльзада может помочь Илье найти родственников Петуховой. Людмила в спешке стала перебирать книжку с визитками. «Ах, ну где же карточка?» Жар-птица открыла в Питере самый лучший ресторан узбекской кухни - заказывать столик надо за неделю. Гюльзада-ханум сбежала-таки от своего мужа к Борису Егоровичу. Что уж там получилось, никто до конца не знает. Возможно, толчком послужила трагедия с ее младшей сестрой... Девочку выдали замуж и каждый год она рожала дочерей. Шесть девиц в доме, а муж ждал мальчика. В седьмой раз сестра Гюльзады забеременела, и когда наступил срок родов, муж отвез женщину в областную больницу, сам вернулся в деревню, собрал дочек, посадил в машину и отправился обратно в область. Когда ему объявили о рождении очередной девочки – он плакал, а жена не хотела уходить с ребенком из больницы, кричала, что муж их убьет. Наверное, чувствовала… По дороге домой, переезжая дамбу, муж направил машину с моста прямо в реку. Всех порешил одним махом: себя, жену и семерых дочерей, - одной из них было лишь семь дней от роду… Гюльзада рассказывала о страшных похоронах и разговорах стариков, что не выдержал муж ее сестры такого «позора»… О, Боже! Вспоминаю, и ужас по спине холодком пробирает… В современном понимании ему просто нужна была психотерапия. Всего-то навсего у него был послеродовой мужской стресс. Впрочем, я же знаю, что это такое, когда реальная жизнь сталкивается с национальными традициями, и как трудно человеку выстоять. Разве я не столкнулась с этим?! Столкнулась? Не то слово. Жизнь с Махмудом не была простой. Согласие его родителей на наш брак – было лишь любезной видимостью. Скорей всего, они считали, не стоит перечить сыну, потому как заранее знали: время и семейные традиции расставят все точки над «и»... Это вскоре и произошло. Как только Махмуд стал мужем, тут же взыграли взрощенные с детства понятия о роли мужчины в доме. Никогда не забуду, как он потребовал, чтобы я одела платок на голову, когда его мать приехала к нам в Москву повидать Илью, ее первого внука. Сквозь зубы здоровалась со мной по утрам, почти не разговаривала, только Махмуду все нашептывала, как я неправильно веду хозяйство, и его самого не так привечаю. Сколько раз он ездил в Чечню, она все ему невест искала, в дом на смотрины приводила, хотя за несколько лет у нас уже появилось трое детей. Я не выдержала. Разошлись мы с Махмудом, прожив десять лет. Он забрал детей, так по чеченскому закону положено – и увез в Чечню… Больше трех лет не видела сыновей и дочку, - думала, сойду с ума... Телефон на Главпочтамте, на улице Горького, был единственной ниточкой между мной и детьми. Годы шли... Дети выросли, теперь сами звонят и приходят в гости. Благо, Махмуд, женившись во второй раз на молодой чеченке, вернулся в Москву. Гюльзаду и ее сестер хоть силком замуж выдали, а я-то ведь сама свой выбор сделала. Любовь. Сколько слез пролила. Да уж… А Гюльзада-ханум и Борис Егорович уже лет двадцать вместе. Какое-то время они обитали в той же самой коммуналке, где жили Раиса Владимировна Петухова и моя подруга Даша. Борис Егорович - известный ученый, по симпозиумам ездит, лекции за границей читает. Гюльзада ему дочку родила. Помню, как она сказала, что впервые не боялась, и не загадывала - кто родится. Не продолжателя рода ожидала, а желанного ребенка от большой любви. А Гюльзада давно уже бабушка, сыновья от первого брака обзавелись семьями рано и у каждого много детей… Людмила Аркадьевна продолжала открывать старые книжки для визиток, перелистывать страницу за страницей. Пластиковые кармашки с двух сторон были забиты карточками. «Книжки с визитками напоминают альбом со старыми фотографиями, только лица не запечатлены на бумаге. Прочитаешь имя и всплывает целая цепочка событий», - думала Людмила Аркадьевна. «Вот, например, как можно дать ребенку такое имя?! Харон! Харон Ибрагимович! Преуспевающий бизнесмен, на самом деле торговец оружием, бывший приятель Махмуда. Официально занимается французской парфюмерией. Живет в Европе, в Москве бывает редко, наездами. Был до дрожи влюблен в Дарью, но она его к себе не подпускала. Он тяжело страдал, узнав о Дашиной связи с Алексеем. Иногда мы все собирались вместе по праздникам или на чей-нибудь день рождения, и я замечала дьявольский блеск в Хароновых глазах, устремленных на подругу. В день моей свадьбы он и Алексей жестоко подрались, еле-еле сумели их разнять. У обоих – лица в кровь разбиты. Дарья была в ярости. По-моему, она не только ненавидела Харона, но и презирала. Однако, жизнь - штука непредсказуемая. Алеша уехал на Дальний Восток по распределению и перестал писать и звонить Дарье. Почему?! До сих пор не знаю, что произошло между Алешкой и подругой. Даша – та была гордячка, первой не набивалась. Сначала терпеливо ждала, а однажды сгоряча укатила с Хароном на двое суток… Ну, да, именно с Хароном. Крушить вдребезги свою любовь к Алексею». От неожиданной мысли женщина поежилась: «Боже мой! Какая странная ассоциация… Мой Илья по стечению обстоятельств оказался тоже в роли «Харона», перевозчика душ умерших… Для той, которая способствовала его появлению на свет. А разве я знала имя врача, что мне дал возможность родиться на белый свет? Нет. Все мы, люди, - единое целое, связаны друг с другом невидимыми нитями. Не уступил незнакомому старику место в метро или чертыхнулся в его сторону, - живем в суете и разражении, а на самом деле, может быть, отнесся по хамски к человеку, который когда-то спас твоего отца от смерти, или выручил мать в тяжелую минуту. И, - наоборот: льстим, преклоняемся перед тем, чьи родные, возможно, на крутом повороте судьбы предали твоих близких, … просто мы об этом не знаем. Вот она, наконец, и визитка Гюльзады. Главное, чтобы та была на работе. Людмила Аркадьевна тяжело поднялась с кресла. Ее грузное тело и варикозные ноги еле слушались. «Старость неизбежна, - только когда молод, об этом не думаешь. Красота с годами линяет, вянет в потоке дней. Пока в расцвете лет – тебя учат, как жить, добиваться успеха, но никто не учит уметь стареть. Все стыдливо молчат. Каждый справляется, как умеет. Тоскливо. Ох, тоскливо». Невольно мысли о смерти с суеверным холодком пронеслись в сознании. Она подошла к окну и стала набирать номер Гюльзады. Гудки шли за гудками, наконец Людмила Аркадьевна услышала запыхавшийся голос Жар-птицы. - Алло, Гюльзада-ханум, это Людмила из Москвы, да, да… Ну, как вы поживаете, все ли в порядке? Как здоровье? Ее лицо осветилось тем внутренним светом, появляющимся когда получаешь весточку о тех, кого давно не видел, но любишь. Знаешь, по крайней мере, что они существуют где-то рядом. - И слава Богу, главное в нашем возрасте – здоровье, - продолжала она. – Как Борис Егорович?... На симпозиуме в Риме? Легкая улыбка тронула ее губы: - Да, я очень рада его успехам, недавно прочитала огромную статью о его исследованиях. И поверь мне, при случае всегда говорю, что знаю вас обоих лично. Этакое детское хвастовство на старости лет, а почему бы и нет?! Как мои дела? Да все идет по-старому… Ой, батюшки, неужели и про меня заметку читали… Она расхохоталась, потом нахмурила брови и потускневшим голосом продолжила: - Гюльзада-ханум, я вообще-то беспокою вас по очень… важному делу. Мне нужна ваша помощь. Помните, в коммунальной квартире, где Борис Егорович жил, была медсестра Раиса Владимировна? Да, да, значит, помните… Так вы знаете, она… она умерла, прямо в самолете, у Ильи… Перед смертью какой-то женщине помогла… Илья вынужденную посадку сделал, чтоб женщину спасти и отправить в больницу. Но сама Петухова до Москвы не долетела… Что? Она и Бориса Егоровича от инфаркта спасла! Боже, какая… была женщина! Помните, я при нашей первой встрече в обморок упала?... Я ведь тогда с Ильей в положении ходила, так она мне его сохранила… Да, вот такое переплетение судеб… Я вам очень благодарна. Значит, вы прямо сейчас и поедете? Спасибо, спасибо, я вам продиктую номер телефона Ильи, он всеми ритуальными делами здесь занимается. И, пожалуйста, держите меня в курсе. Да, и передавайте большой привет Борису Егоровичу. Да… Да… До свидания. У нее запершило в горле. Отключив мобильник, женщина разрыдалась. Она не стала себя сдерживать, в этот момент Люська - Людмила Аркадьевна оплакивала молодость, несбывшиеся мечты и всех тех, кого уже не было на этом свете. Горевала, что можно умереть в самолете, а не в своей постели, без родных и любимых… Она четко представила себе лицо Петуховой и… Махмуда. Людмила не вытирала слез, а слизывала их с опухших, с упрямым изгибом губ. Наступило как бы болезненное облегчение от горечи прошлой жизни. «Любовь и смерть, и... смерть любви», - подумала она. Внезапно, именно сейчас, сердце Людмилы Аркадьевны ощутило облегчение, как будто потоки слез смыли все наваждения и ошибки молодости. А горечь ее слез не обожгла, не разбередила старые раны, а скатилась в тихую гавань Прощения, где на приколе стояли с опущенными алыми и белыми парусами яхты ее былых надежд и мечтаний, где на палубах колыхались тени людей, чьи лики сохранились в ее памяти и кто был давно ею прощен. Невидимый флер приподнялся, взметнулся и она увидела, что и Махмуд тоже занял свое место среди этой когорты… «Вот и все. Ах, Раечка Владимировна, спасибо... Своим уходом расплавила такую боль. Светлая твоя душа, наверное, и не ведает, в чем помогла мне, грешной.» Она медленно отошла от окна, вышла на середину уютного офиса и, глядя на свое отражение в зеркальной стенке книжных полок, приподнялась на носках. Еле держась на цыпочках, - благо ее туфли на низком каблуке были достаточно мягкими, - попыталась сделать пару шажков. «Давно я не вставала на каблуки, уже и не помню, когда это было в последний раз. Расползлась, вес никак не могу сбросить. А что если сделать… липосакцию или как ее там называют. В общем, как пылесосом высосать весь жирок, подтянуть лицо и… начать абсолютно новую жизнь. Кто знает, сколько времени мне Господом отпущено, так по крайней мере, выглядеть прилично». Опустившись на полную ступню, Людмила подошла ближе к полкам и стала внимательно рассматривать лицо. Указательным пальцем правой руки легко прикоснулась к морщинам на нижних веках. «Глубокие», - сказала вслух и решила, что если хорошо подумать, то она, пожалуй, вспомнит, когда и почему каждая из них появилась… Неожиданно дверь распахнулась и в комнату вихрем влетела дочь Светлана. За ней шел ее сокурсник по университету Борис. - Мама! Мы получили! - Здравствуйте, Людмила Аркадьевна, - попытался вставить фразу Борис, но Светлана, перебив его, продолжала с неуемным восторгом. - Мы выиграли с Борькой! После окончания едем на стажировку в Гарвард! Ты представляешь?! Представляешь?! Да, после Гарварда я могу получить работу в любой первоклассной адвокатской конторе! – девушка бросилась на шею к матери и, обнимая, не прекращала выплескивать новости. - После диплома сразу же едем! Мам, мы решили отпраздновать и сейчас рванем в ресторан, а потом в ночной клуб, ты не беспокойся, Борька, как всегда, за мной присмотрит. - Доченька, поздравляю! Новость-то какая! Ребята, вы просто молодцы! - Мам, ну, мы поехали, ладно?! Ты меня не теряй, завтра созвонимся, хорошо? – девушка чмокнула мать в щеку и замерла, - потом быстро спросила: - Мамочка, ты плакала, у тебя глаза красные, что-то случилось? - Нет, нет, я материалы разбирала, глаза устали, - ответила Людмила Аркадьевна. - Правда, правда? - Да, да, правда. Боря, ты уж, пожалуйста, следи за ней, а то у нее прививки от куражу нет, до сих пор формулы не открыли, а ей бы надо не одну прививочку сделать. Темперамент отцовский. - Мама, я ведь отличница и хорошая, послушная дочка! - Хорошая, хорошая, но все равно будь осторожна. - Не беспокойтесь, Людмила Аркадьевна, я буду с ней, - сказал Борис. - Ребята, чаю хотите с печеньем? - Нет, мамуля, спасибо. - А почему нет? Я бы выпил стаканчик. Сама говорила, что у Людмилы Аркадьевны лучший чай во всей Москве, и подают его в серебряных подстаканниках, а не в чашках. Хочу попробовать, Света, ну, пожалуйста! - Нет, в следующий раз, не выдумывай, точно такой же чай ты пил у мамы на кухне, - обрезала его Светлана. Людмила с обожанием наблюдала за невинной перебранкой молодых людей. Уверенность в себе и красота молодости впечатляли, она чувствовала, что ей не надо тревожиться за их будущее. Эти дети знают, чего хотят. Внезапно она увидела, как Борис рывком, вскинув руки кверху, бросается к ней и в полете накрывает ее и Светлану своим пальто. Он валит их на пол, который качается в грохоте взрыва. Дребезжат стекла, книги с шумом валятся с полок. Крики и душераздирающие вопли доносятся с улицы. Слышны хлопки выстрелов. - Что это? Господи, что это? – с перепугу и от неожиданности кричит Светлана. В этот момент Борис прыжками кинулся к окну: - Машину взорвали! Прямо у входа в нашу контору! Кошмар!! Люди валяются кругом. Несчастье-то какое! Не поднимайтесь! Людмила Аркадьевна вцепилась в дочь, притянула к груди и закрыла ее голову своими руками. Сердце колотилось нещадно, казалось, вот-вот вырвется наружу: - Спокойно, спокойно! – скороговоркой повторяла она снова и снова, все крепче прижимая к себе Светлану. Ее тело содрогалось в ритм с сердцем. В комнату вбежала охрана, секретарша тихо подвывала и охрипшим голосом бессвязно что-то говорила. В этот момент Людмиле Аркадьевне было важно только одно: Света жива, а все остальное… Лежала она неудобно, пошевелилась: «Кажется, все кончилось», и, увидев испуганные глаза дочери, прошептала: - Все обошлось, детка, не бойся, - и, обращаясь к охране, спросила: - Что произошло? Вызвали милицию? Чья машина? - Пока не знаем, а в милицию уже звонят, - короткий ответ охранника прозвучал четко. - Хорошо, разберитесь! Света, Боря, выходите из здания через черный ход, проводите их. - Мама, а ты как? - Я должна остаться. Уходите немедленно. Опираясь на руку охранника, женщины быстро поднимались с пола. Борис подхватил Свету и, чуть не бегом, они устремились через приемную в сторону «черной» лестницы. Остаток дня прошел в сумасшедшем темпе. Людмила Аркадьевна только и успевала, что отвечать на вопросы следователей, звонить по телефону, давать распоряжения о срочных ремонтных работах. Окна первого этажа были выбиты, вестибюль завален штукатуркой, изуродованной мебелью, окровавленными тряпками, бумагой… Три человека, сотрудники ее компании, серьезно ранены, один – убит. Более десятка человек, обычные прохожие, тоже пострадали. Эксперты работали над опознанием останков четырех тел, находившихся в машине.
Поздним вечером, уставшая от столь напряженного, насыщенного событиями и новостями дня, Людмила возвращалась домой. За окном машины мелькала реклама. Город жил обычной , бурной ночной жизнью. По пути она попросила шофера отвезти ее на дачу. Ей хотелось побыть в тишине, а, может быть, почувствовать себя в безопасности в старом, доставшемся по наследству, бабушкином доме. Хотя от него остались только мастерски резаные ставеньки и, пожалуй, атмосфера уюта. Все остальное: стены, крышу, веранду пришлось заново отстраивать. Только выехав за Кольцевую, Людмила Аркадьевна почувствовала, что немного расслабилась, нет, скорей повяла. Ей хотелось разреветься. И плакать, плакать… Внезапно, краем глаза она увидела на обочине дороги, освещенную фарами машины, маленькую съежившуюся фигурку. «Господи, ребенок! Один! На дороге, ночью! Или мне померещилось?!» Машина неслась на большой скорости. - Остановись, остановись! - сказала она шоферу, - сдавай назад, там на обочине, по-моему, девочка сидит. Может, что случилось? А вдруг замерзла, на улице такой холод – зима на дворе. Водитель резко затормозил. - Людмила Аркадьевна, Вы уверены? - Не знаю, но… лучше посмотреть поближе. Дав задний ход, машина медленно поехала. Людмила опустила окно и, высунув голову, вглядывалась в темноту, слегка пошмыгивая носом от морозного воздуха. Наконец, она различила во тьме очертания фигуры: - Да, это девочка. Машина остановилась напротив сидящей на корточках и укутанной тряпками девочки. Ярко-красная шапочка с двумя помпончиками, натянутая поглубже на лоб, была наивна и как-то неуместна в трагически-сгорбленной фигурке ребенка. Девочка мелко-мелко дрожала от холода. При звуке остановившейся машины, она не подняла головы и не пошевелилась. - Деточка, ты что здесь делаешь? Почему… Звук детского голоса резанул слух и вверг женщину в ужас. - Тё-ё-тень-ка, не бейте меня, не бейте, пожа-а-луйста!! – кричала девочка, пытаясь закрыться руками и спрятаться под тряпками. Людмила Аркадьевна пошатнулась, потом рванулась к ребенку, присела на одно колено и зашептала: - Ш-ш-ш, я не буду тебя бить, не буду, кушать хочешь? Хочешь конфетку, яблочко? Она нервно пыталась обхватить плечи ребенка, но девочка отчаянно боролась, извиваясь и крича. - А-а-а-а!! – неслось в темное небо. Женщина отпрянула и замерла. - А-а-а-а!! Людмила ждала… Шофер, переминаясь с ноги на ногу, в нерешительности стоял неподалеку. Постепенно вопли стихли. Наконец, Людмила Аркадьевна услышала свое дыхание. Ребенок, сбросив тряпки, глянул на нее большими голубыми глазами. «Хорошенькая», - промелькнуло в голове у Людмилы и, обращаясь как бы к шоферу, она очень громко сказала: - Гриша, горячего… чаю… с молоком! Делая акцент на каждом слове и многозначительно глядя на него, она пыталась дать ему понять: поддержи, говори что-нибудь, и он понял. Растягивая слова, сказал: - С бу-тер-бро-да-ми, колбасой и с сыром, можно с пи-ро-жен-ны-ми… - Да, да, с пирожными было бы замечательно. А девочку тоже угостим? - Конечно! Детка, а ты какие пирожные любишь? Молчание не было долгим. - Я, я колбасу ливерную люблю и чипсы… - Чипсы?! Нет проблем, чипсы тоже найдем, - как можно спокойнее ответила Людмила Аркадьевна. – А тебя как зовут? - Меня… Люськой. - Люськой! – с улыбкой сказала женщина. – Так ты моя тезка! Меня тоже в детстве звали Люськой. - Правда? - Да-а, правда. Ты можешь меня называть… м… баба Люда. Знаешь, у меня внук есть, он еще маленький и почти не разговаривает, но очень любит молоко, а ты любишь молоко? - Только не горячее, а холодное, - был ответ. - Вот и хорошо… Тогда так и договоримся, мы все поедем ко мне на дачу, она здесь недалеко, печку затопим. Будет тепло, тепло… Мы с Гришей чай пить будем, а ты холодное молоко и… - Чипсы! С колбасой! - Тогда вставай, давай, я тебе помогу, а то совсем закоченела. Вот и замечательно. А ты где живешь, Люся? - Там, - махнула девочка, в сторону далеко стоящих многоэтажек. - А родители… не потеряют тебя, не заругают, что ты со мной поедешь? – пыталась уяснить ситуацию Людмила Аркадьевна. - Не-е… Папка в тюрьме умер, а мамка спилась и пропала. - А с кем же ты живешь и… где? - В подвале, с ребятами. Петька у нас самый старший, он за мной смотрит. Но я сегодня денег не добыла и он пригрозил, что меня продаст…, - начиная шмыгать носом, сказала девочка. - Как продаст?... Ты же не собака! Куда продаст? Кому? - Дяденькам… - Он так сказал? - Да… - А сколько денег тебе надо? - Много. - Как много? Сто рублей? Пятьсот? - Ну… хоть сколько. Шофер, неловко засовывая руку в карман, вытаскивал деньги. Людмила, краем глаза заметив его движение, жестом остановила. - Знаешь что, Люська, ты не переживай за деньги, я тебе дам немного, но сначала мы поедем на машине ко мне, поедим, а потом про деньги все обсудим, хорошо? – продолжала Людмила Аркадьевна. - Хорошо…, - задумчиво и по-взрослому ответила девочка. - Тогда пошли. «Главное – не вспугнуть… Увести… Накормить… Умыть… Потом разобраться со всем этим… Имею ли я право?... Может… детдом? Со мной будет жить, удочерю…», - мысли возникали сами собой. От них и всего происходящего Людмила Аркадьевна мерзла…
Глубокой ночью, обхватив подушку, она пыталась уснуть. Но сон не приходил. Людмила Аркадьевна с закрытыми глазами настороженно прислушивалась к звукам дома. В голове – сумятица. Картины событий прошедшего дня с сумасшедшим ритмом, вскачь проносились в ее воспаленном сознании. «Ну и жизнь… Кошмар какой-то. Спаси, сохрани и помилуй, Господи… Что же делать. Что делать?... Петухова умерла… Неизвестная женщина с самолета в предынфарктном состоянии… Светкин Гарвард… Взрыв… Трупы на улице… Ребенок на дороге…Ужас просто… Я думала, Люське плохо станет от еды, вроде ничего, спит… В ванную еле-еле ее затащила – не хотела мыться. Вся в синяках… Одежду надо будет выкинуть и купить ребенку новую… До чего дожили… Страшно подумать…». Неожиданно она услышала: чоп… чоп… тук-тук-тук. Привстав с кровати и затаив дыхание, Людмила напряглась всем телом. «Что это?!» - мурашки пробежали по коже. – «Нет, показалось…». Чоп, чоп… Тук-тук-тук-тук. Звуки раздавались из комнаты, где она уложила девочку. Выскользнув из-под одеяла, с прерывающимся дыханием, осторожно ступая босыми ногами по полу, Людмила Аркадьевна тихо вышла в коридор и подошла к приоткрытой двери в комнату девочки. В полосе света от ночника она увидела картину, повергшую ее в изумление: Люська, накинув клетчатый плед на свои худенькие плечи, осторожно ходила в красных старых модельных туфлях Людмилы Аркадьевны. «Лодочки» были на высоких каблуках, и девочка пыталась с ними справиться. Ее светло-русые длинные волосы разметались в стороны, порозовевшее личико сияло радостью и лукавством. Тук-тук-тук… Чоп-чоп… Девчушка остановилась перед зеркалом. Сделала реверанс. Покрутила головой… Повернулась боком и внимательно посмотрела на себя в отражении. Сняла плед, обернула его вокруг себя: получилось подобие длинного платья. Она выпрямила спину, поддерживая одной рукой плед, другой подняла волосы кверху… «Принцесса! – подумала Людмила Аркадьевна. – Вырастет – красавица будет…». Женщина осторожно отступила назад и вернулась в свою комнату, решив не разрушать маленькую радость ребенка. Через какое-то время по шорохам она определила, что Люська, наконец, легла… «Как странно судьба вторгается в нашу жизнь… Что стало с женщиной, из-за которой Илья сделал вынужденную посадку?… Жива ли? А теперь эта девочка...» - была последняя мысль, с которой Людмила Аркадьевна уснула… |
