Часть вторая. КОЛОМУН- ТРАВА.

(Цикл лирической публицистики)

Страница 5 из 12

[ 1 ]  [ 2 ]  [ 3 ]  [ 4 ]  [ 5 ]  [ 6 ]  [ 7 ] [ 8 ]  [ 9 ]  [ 10 ]  [ 11 ]  [ 12 ]

Раздел второй

ТРОПОЙ ДИВНОГЛАЗОГО КУЗЕДЕЯ…

...Сказал я о сынах человеческих, чтоб

испытал их Бог, и чтобы они видели, что

они сами по себе животные; потому что

участь сынов человеческих и участь

животных одна – как те умирают, так

умирают и эти, и одно дыхание у всех, и

нет у человека преимущества перед

скотом; потому что все суета!

Книга Екклесиаста, глава 19.

От безбожия до Бога – мгновение одно.

От нуля до итога – мгновение одно.

Береги драгоценное это мгновение:

Жизнь – и мало, и много – мгновенье

одно!

Омар Хайям. Рубаи, 12.

КУРЬЕЗНЫЕ ЗООЛОГИЧЕСКИЕ ЭССЕ

«Симпатия, испытываемая человеком ко

всем живым существам, делает его

настоящим человеком»

Альберт Швейцер

 «А ЧТО ОСОБЕННОГО?»

Много лет назад у меня состоялся разговор с одним умным, интеллигентным и уважаемым человеком. Это был момент, когда в Кузбассе разыгралась драма: хулиганы добрались до ручного, всеми любимого журавля, и зверски, чуть ли не живьем ощипали его. Мой собеседник пожимал плечами: стоило ли прессе уделять столько внимания этому случаю. Он тоже возмущен наглостью хулиганов, но разве об этом сейчас главная печаль, именно сейчас, когда все мы живем под загазованным небом и видим гибнущие реки, где нет больше рыб! Не журавля бы жалеть надо, а окружающую нас естественную среду, загрязненную донельзя! Помню, мой собеседник привел такое сопоставление: в наши дни «жалеть журавлей, голубей, кошечек и собачек, все равно, что где-нибудь в Америке заниматься благотворительством вместо того, чтобы искоренить причины нищеты».

Прозорливо проанализировав причины загрязнения окружающей среды и справедливо апеллируя к неотложной необходимости ее охраны, он вполне резонно сказал: «Защита нашей большой природы требует большой работы!» И я во всем была с ним согласна.

Но… В знойный летний день на проезжей части шумного проспекта крошечный котенок отчаянно мяукал, взывая о помощи. На обочине стояли два подростка, которые и принесли его сюда. Они покатывались со смеху, глядя как он перебирает лапками, пытаясь выбраться из гущи транспортного потока.

Но… с пятого этажа подвыпившие студенты сбросили через окно собаченку. Шел дождь и собака с перебитыми лапами лежала в луже и жалобно скулила. Когда мы ее выходили, одна весьма добросердечная женщина, - библиотечный работник в студенческом общежитии, - поглаживая веселую, шальную Чебурашку, приговаривала: «Вот ведь, какая живучая – вы ее в виварий сдайте, пусть послужит науке!»

В Кемерово наступил Новый год. - Праздничный день начался с того, что в городском саду рано утром мы встретили двух темнокаштановой масти добрых лошадок, явно бесхозных. Очевидно, они провели всю ночь в саду, потому что успели чуть не около каждого дерева отрыть прелые листья, что лежали под снегом. Они ели снег и дружелюбно тыкались симпатичными мордами в протянутую руку. Мороз стоял чуть не в 40 градусов и еще одна ночь в саду обернулась бы худо для бездомных лошадей. Мы звонили должностным лицам на дом, понимая свою бестактность, и смущенно слышали в ответ: «Между прочим, сегодня праздник!» А лошади все топтались в саду. Мы носили им воду в ведре и круто посоленные толстые ломти хлеба. Мы уже поняли, что охрана природы сегодня выходная и что сочувствие человека к «меньшим нашим братьям» по праздникам не работает, а потому всерьез подумывали, не пристроить ли лошадок на ночь в двух подъездах нашего дома, - благо, в нашем доме живут добрые люди, как на подбор любители животных! Но к счастью, поздно вечером, после нескольких миролюбивых – и не очень! – телефонных разговоров с милицией, за лошадьми приехали из соседнего совхоза и увели на теплый ночлег.

Эту невеселую хронику всего лишь одного года можно бы продолжить рассказом о том, как двое юнцов в ярчайших куртках и линялых джинсах состязались, кто ловчее задушит двумя пальцами серого котенка, перебивая друг друга: «Не так, давай теперь я!»

Серый котенок жив. Теперь это роскошный серебристый котище, который, если кликнешь «Яшка», отвечает «а»? Он, конечно, не помнит, как несколько дней не мог глотать и с трудом дышал, являя собою весьма жалкое зрелище. Но ребята из нашего двора очень помнят этот случай и, приходя проведать «жертву», приводят с собой других ребят и шепотом рассказывают: «Это мы его спасли!»

Люди жестокими не рождаются. Люди вообще, по природе своей добры. Особенно дети. Я это очень знаю, оттого, что в конце 70-х часто видела, например, как выводят гулять очень старую собаку. И весь двор относился к ней с большим сочувствием, и никому не смешно и не удивительно было, что два раза в день ее, большую и тяжелую, носят на руках по лестнице, потому что ходить ей тяжело. И никто не советовал сдать ее в виварий, хотя она совсем бесполезна – даже лаять уже перестала.

Так не оказывается ли, что среди нормальных, доброжелательных людей, на замкнутых «островках жестокости» живут (к счастью, немногие) изумительно утилитарные товарищи, которые черпают вдохновение для расправ с «малой природой» (с теми самыми «кошечками и собачками», которые являются единственным «живым уголком» в доме горожанина), именно из совершенно резонных, но ох каких недальновидных суждений защитников сугубо «большой природы». Того, кто так неосторожно и неосмотрительно делит мудрое единство природы на категории (как говядину!), противопоставляя первостепенную «большую природу», второстепенной «малой»! А ведь такой защитник, проделывая «большую работу для защиты большой природы», прежде всего, старается для себя же. Ведь это ему, в первую очередь, доведется дышать воздухом, который он очистит. И это он станет вновь удить рыбу в освобожденных от грязи речных водах. И за заботой о спасении большой природы (для своего же блага!) он забывает, что можно кибернетически все вычислив и используя самую передовую технику, спасти старую, мудрую, добрую и беспощадно справедливую природу, и при этом упустить самую малость, - для кого спасти? Для того, кто станет и далее беречь и любить ее, просто потому, что она – праматерь наша, или для того, кто разобьет ее на графы «полезна», «бесполезна», и соответственно построит свои отношения не с природой, а с этими придуманными им графами.

Хотите, проследим «историю болезни» утилитариста? Человек рождается в большом городе, резвится на асфальтированном дворе. На улице давно не видно лошадей – их он узнает по книжке с картинками. В доме все реже держат собак, кошек и птиц. В век НТР мальчиков и девочек воспитывают чересчур молодые родители, или чересчур просвещенные бабушки и дедушки. Современные правила гигиены еще совсем недавно предписывали воспитание маленького человека в почти стерильной обстановке, где нет места «разносчикам заразы». Уйма популярных статей вводили в сознание мам и бабушек стойкие формулы «глисты», «токсоплазмоз», «бешенство». Значительно меньше, увы, такой литературы, в которой «меньшие наши братья» рассматриваются не с точки зрения глистных инвазий, а с точки зрения величия души, которое начинается с доброты сильного по отношению к слабому. Безжалостно выдворяя Васек и Шариков, как только в доме появляется ребенок, молодые родители ничуть не задумываются, что не бывает «исторических» минут, когда можно засечь: «Вот сейчас Леночка стала доброй», «Вот сейчас у Пети возникла ответственность сильного перед слабым». Нет, не бывает таких торжественных минут – ростки добра в человеческом сердце прорастают незаметно, и почву для них взрыхляет как раз «малая природа» и те самые Васьки и Шарики, которые вопреки санитарным острасткам, учат людей быть добрыми.

Но вот маленький человек стал голенастым подростком и поклонником модного идеала. Во все времена были свои модные герои – во времена наших дедов, увы! – пресловутый Буффало Билл «гроза краснокожих» и отважные «Дети капитана Грандта», у нас с вами – опять же, увы! – Павка Корчагин, слава богу, ныне призабытый, и Молодогвардейцы, что не мешало нам увлекаться неистребимыми «Тремя мушкетерами» и «Мартином Иденом». Еще лет 10-15 назад «модный герой» подростков – деловой человек с кибернетическим разумом, стальными нервами (а лучше, вовсе без них), с необоримой логикой и без всяких эмоций. Отсюда – долой проявления всякого чувства. Отсюда – родители «предки», девушка «кадрик», любимая девушка «чувиха». Отсюда – неловко отдернутая рука, если подростка застали врасплох, когда он гладит собаку (не думайте, что он «добренький»!). Отсюда – он закован в броню, через которую никто не заглянет «в нутро» (чувства осуждены как проявление слабости!). А отсюда – уже только один шаг до «супермена», для которого кошка, собака, птица, дерево, цветок, - это не прекрасное порождение щедрой природы, а неодушевленный предмет. Отношение к «предметам» соответственное – без всякой лирики, то есть «деловое», - какая от них польза? То есть – бездушное.

А бездушное, - значит, жестокое.

А вот день сегодняшний. «Деловой» человек занял прочное место в жизни. Еще недавно он знал, что надо быть гуманным, то есть, человечным, то есть быть человеком. Хорошо работать, беречь социалистическое имущество, не сквернословить, не заводить склок, не пьянствовать. За нарушение правил общежития человек наживает уйму неприятностей, и он это хорошо усвоил. Он усвоил и то, что в правила общежития резонно входят рассуждения о бережном отношении к окружающей среде. К «большой» природе». Но из его жизни в детстве были изгнаны «собачки и кошечки», а в юношестве – «отсталая» чувствительность души, и потому он не остановит собственного ребенка от жестокости. Он искренне верит, «а что особенного?» И вот уже нарушена неуловимая граница между добром и злом. Пройден барьер порядочности и гуманности, и потомок утилитарного человека тоже прочно усвоит, что жестокость к «малой природе» не возбраняется. Это - можно. За это ничего не будет. И через известное время неосмотрительный родитель, - всеми уважаемый человек, - руками разведет: «И в кого он такой?» Станет ли «этот такой» впоследствии душить кошек, выбрасывать собак с балконов и ощипывать журавлей, или нанимать киллеров, чтобы устранить конкурента, - это уже дело случая. Точно так же как не посадишь милицию на каком-нибудь отдаленном архипелаге, чтобы она помогла сохранить вымирающий вид, - не заставишь с помощью специальных патрулей останавливать людей от жестокости. Никакие постановления, никакие меры наказания не помогут слепому прозреть.

Если к вам в дом пришел человек и при виде ваших любимых кактусов пожимает плечами: «Зачем колючки разводите – добро бы жив-дерево. Если чирь вскочет, так хоть поможет!» Если он косится на вашего кота и любопытствует: «У вас, что – мыши есть? Нет, говорите, мышей, а тогда кот зачем?» Если при виде вашей не престижной собаки спросит: «Воров боитесь, да? Вы, наверное, подозрительный?» Послушаете вы его, послушаете, а потом возьмете да и спросите в упор: «А зачем – Акрополь?» И он вам скажет: «Незачем, я бы давно снес и путное что-нибудь построил». Не стоит с ним спорить. Он не виноват. Он болен злым недугом – он слеп. Вы можете знаться с ним, или не знаться, - воля ваша. Только не думайте, что он дешево нам обходится. Он не просто утилитарный до слепоты человек, воспринимающий ценность окружающей среды, лишь пропустив через фильтр «полезно-бесполезно». Он к тому же потенциальный вдохновитель, а, порой, и защитник бездумно жестоких акций. Притом, конечно же, с благой целью…

Впрочем, сегодня в моде посещение Акрополя и римского Колизея, в моде выставки кошек и «элитарных собак». А отстрел бездомных, - чуть ли не на глазах хозяев - как был, так и остался...

Гуманность – не мода. Это состояние души. Да и интеллекта тоже.

Только до этого уровня надо еще дорасти…

 И ВСЕ-ТАКИ УЛЫБКИ ДЛЯ СЛИШКОМ СУРОВЫХ…

… Вы знаете, что в Канаде большой спрос на дантистов для… коров? Десять тысяч «клиенток» обслуживает известный канадский ветеринар! Ничего удивительного: нездоровые зубы – плохой удой.

… Если, побывав во Франции, окажетесь на острове Ре в Бискайском заливе и увидите ослов в брюках, - не удивляйтесь! Жители острова – большие почитатели традиций и к тому же любители животных. Когда-то на острове было много болот и комары изводили ослиные табуны, так что крестьяне одевали на них клетчатые и полосатые «спецкостюмы». Сейчас болот нет, но традиция есть традиция!

… Требуются матрацы для мышей! Если хотите, чтобы подопытные мыши хорошо реагировали на опыты, обеспечьте им полноценный отдых, - они служат науке! Именно по таким соображениям один крупный научно-исследовательский институт штата Иллинойс заказал солидной американской фирме большую партию матрацев для мышей.

… Думаете, страсть к футболу – привилегия человека? Орлы иного мнения. Во время матча в маленьком югославском городке мяч взлетел в воздух и исчез. Напрасно свистели зрители. Его унес, подхватив в воздухе, страстный «болельщик» – орел. Свою добычу он выпустил из когтей лишь за километр от стадиона.

… «Конкурсы красоты» для быков с большим успехом проходят в Аргентине. А фотографии «красавцев» украшают каждую весну первые страницы газет с сообщением фантастических сумм, уплаченных за рекордсменов. Немудрено, - победители призваны улучшать породу в стаде, куда попадают после аукциона.

… Слоны-симулянты нередко обманывают ловцов, притворяясь мертвыми, а когда те удаляются, «насмешливо» трубят вслед. Северо-американский опоссум такой притворщик, что, одергивая какого-нибудь симулянта и обманщика, англичане, вместо «не валяй дурака», говорят: «не опоссумствуй!»

… А вы знаете, с кем консультировался Пикассо, подарив человечеству своего «голубя мира»? С самим богом войны, который по древнегреческому мифу не смог отправиться в поход, потому что в его шлеме свила гнездо голубка.

… Что дельфины очень музыкальны знал не только известный немецкий зоолог Альфред Брэм, который в своей «Жизни животных» описывал, как матросы приманивали дельфинов свистом. О дельфине-меломане существует легенда: известный певец и музыкант VII-VI вв. до н. э., Арион, которому грозила смерть от руки грабителей во время путешествия на корабле, бросился в море, пропев свою последнюю песнь. Звуки лиры привлекли дельфина, он подплыл к Ариону и доставил певца на берег, как истинный почитатель таланта.

… Прекрасные овчарки это… страусы. Владельцы овечьих отар в Южной Америке охотно подтвердят, что страусы не только яростно отгоняют посторонних от «своего» стада, но мстительно преследуют даже автомобили, проезжающие мимо…

 «…И ВНОВЬ ПРЕДАНИЯ»

Во время нашего пребывания в Казахстане у нас часто бывал едва ли не столетний дед Жумахан (о котором мы уже не раз упоминали выше), житель колхоза Ульга – неисчерпаемый кладезь сказов и преданий. Он рассказал нам о некоем мудреце – Кузедее, что означает «Дивноглазый». И поведал нам несколько его сказаний, что по сей день бытуют в аулах.

Каково же было наше изумление, когда, покинув Казахстан и поселившись в Кузбассе, побывали в Кузедеево и услышали, что якобы его основателем был некий Кузедей. Более того, мы узнали, что Кузедей – фигура реальная. Об этом рассказывают старожилы Кузедеева и даже с подробностями. Якобы это был чрезвычайно меткий стрелок, который отказался повести свое племя на построенный только что Кузнецкий острог. Но чтобы его не заподозрили в трусости и военной несостоятельности, послал стрелу в самую середку близлежащей горы и пробил ее. С тех пор гора и зовется «Стреляной горой» и находится около поселка Кузедеево.

Услышав это уже местное предание, мы тут же вспомнили другое, рассказанное тоже нашим бесценным аульным стариком. Будто бы в седую старину от могущественной кочевой орды откололись два «колена». Одно отказалось жить добычей, завоеванной в боях, и «пресытилось кровью». А потому отправилось «в края бедные и неласковые и сородичи стали называть отщепенцев «нищими», по-казахски – «шоры». Другое же колено оказалось чрезмерно воинственным и непокорным. Эти воины не хотели никому подчиняться, а объявили, что станут воевать «сами по себе», потому что, де, они – рыцари, «теленгуты». И с тех пор удалились в неведомые края…

Вспомнив это предание, мы позволили себе «повольничать» и задались вопросом: не связаны ли сказы о двух таинственных племенах – слишком непокорном и слишком мирном – с глубинными корнями наименования шорцев и телеутов. Но это – другая история. Здесь же мы приводим несколько сказов деда Жумахана.

 О НАКАЗАНИИ ПРАМАТЕРИ ПРИРОДЫ, ПРИДУМАННОМ ДЛЯ НЕРАДИВЫХ

С незапамятных времен жили с нами рядом «меньшие наши братья». Казалось бы, что нового можем мы о них узнать? Но вот мудрое и доброе предание, которое передается из рода в род там, где обычаи, рожденные тысячелетиями, роднят человека с его верными четвероногими помощниками и со всем «звериным» царством, которое его окружает.

Послушаем же старого акына Жумахана:

- Думаете, природа такая неумелая, что ей понадобилось сперва создать несовершенные виды, а уж потом человека – венец творения? – усмехаются аксакалы.

Нет, природа с самого начала породила прекрасного жителя земли – красивого, доброго, храброго и честного человека. Степи и леса, сады и пустыни служили людям, и жизнь людей была бедна испытаниями, и сердца их ожесточились.

И появились люди коварные и трусливые. Они нападали на сородичей исподтишка и разили предательством.

И появились люди с холодной кровью. Они не спешили на помощь брату.

И появились люди ленивые, которые не хотели трудиться, а проводили время в пустых забавах. Они забыли об уважении и друг потешался над другом.

И появились люди, которым не по душе были нравы соплеменников. Но они не пытались вернуть их на путь добра и правды, а уединялись, чтобы не скорбеть понапрасну.

Осердилась Матерь-Природа.

У коварных с холодной кровью отняла ноги и отняла руки, отвыкшие помогать в беде. И стали они змеями.

У ленивых и легкомысленных отняла разум и человеческие слова. И превратились они в обезьян.

А тем, кто стремился к уединению, чтобы себя не тревожить, тем, кто закрыл глаза, чтобы не видеть, и уши, чтобы не слышать, - подарила заколдованный плащ. Они тут же свернулись клубком, с головой ушли под игольчатое покрытие и превратились в ежей!

- Поняли свои ошибки? – спросила Матерь-Природа у змей, обезьян и ежей.

- Поняли и раскаиваемся! – хотели они ответить, но уже не могли.

- Не обижайте их! – велела Матерь-Природа людям, которые остались людьми, – помните: они меньшие братья ваши! Пусть всегда будут подле вас, чтобы вы могли помочь им. И, чтобы, глядя на них, не стали на путь равнодушия, неуважения и коварства.

А чтобы было различие между ими и вами, - да будут они навечно «маклук Хайуан», лишенные души, закованы в глухоту к людским делам. Вы же – останетесь вместилищем «Жанда» – разума, и да пребудет с вами человеческая душа, открытая для красоты, добра и справедливости.

С тех пор человек старается быть достойным даров Матери-Природы и жалеет своих меньших братьев.

Всегда ли? – вздыхаем мы.

Как часто, неожиданно печальными оказываются истории животных – обитателей экзотических дальних стран. Многие из них, незащищенные даже корочкой Красной книги, бездумно обречены были на вымирание, - бизоны, мустанги, «непьющие» медвежата коала...

Добродушно занятны и лиричны истории, связанные с преданной человеку умной дворнягой, трудягой–ослом, горячей, выносливой степной лошадкой. А ведь некоторых иные читатели, взращенные на асфальте больших городов, порою знают лишь по картинкам…

Драматическая судьба исчезнувших или с трудом спасенных видов – жестокий урок, преподанный нам природой, и это серьезное предупреждение принято к сведению человечеством.

Но как быть с Шариками и Васьками, которые не вошли в «Красную книгу», но тем не менее достойны сочувствия и уважения, только потому, что они «меньшие братья» наши? Как еще нередко в душе делового человека нет места «отсталому» умилению, которым проникнуто каждое слово «Холстомера», «Каштанки» и «Муму»…

Давайте верить, - мы сберегли красоту земли. Над нами сияет безупречно синее небо. В лесах полным-полно зверей и птиц, но они лишь добыча для охотника. В реках кишмя кишит красная рыба, но она лишь утеха для гурмана. Для чего сбережем мы тогда «большую природу», если не будет в ней места стихам и розам, доброте и сочувствию? – разве не превратимся мы лишь в потребителей щедрот, разве не забудем заветы Матери-Природы из старинного предания?

Но вернемся к сказам старого Жумахана.

 ТРОПОЧКА КУЗЕДЕЯ

Вам не доводилось слышать от почтенных аксакалов сказы дивноглазого Кузедея? Послушайте.

Заветная тропочка. – Жило-было в седые времена странное племя. Воевать ни с кем не воевало, - охотилось. Да только так, что еле-еле хватало. Мед собирало. Песни слагало. И соседи над этим племенем потешались: воины – не воины, охотники – не охотники, совсем пустые люди, - нищие да и только. И так это племя, ни на кого не похожее, всем мешало, что решили соседи его истребить. Объединились, стрел и копий набрали, и пошли воевать «медоедов». И еще гонца послали вперед: «Эй, вы, блажные, - будете обороняться или так сдадитесь, - война-то вам не в привычку!» А старейшиной у этого племени был Кузедей, что означает «дивноглазый». Ответил он гонцу так: «И обороняться не станем, - чего это брату с братом воевать! – и сдаваться не собираемся». Захохотал гонец – к своим умчался. И кузедеево племя – тоже впало в недоумение. А что удивляться? Знал Кузедей тропочку одну, что в тайгу шла – по ней племя увел. В тайге и схоронились – беду переждали. А воинственные соседи только сокрушались: зачем шли напрасно с копьями и стрелами? Ушли воины – кузедеево племя домой вернулось. А тропочка заросла. Ходили потом, искали ее, - не нашли. А Кузедей посмеивался: «Ну, что это будет, коли тайга так прямо каждому свои секреты раскроет, - кто ее уважать станет? Разве человек свои секреты всем поверяет? Нет. Только друзьям, кому верит. И тайга – тоже».

* * *

Он и вправду был дивноглазый Кузедей этот. То видел, чего другой вовек не заметит. Как-то пришел к нему охотник из соседнего селения и спрашивает: «Чего вы мудрите, - живете не как все? Еле-еле сыты, халаты худые, малахаи меховые пообтерлись, - что вам зверей в тайге мало? Чего не настреляете? Ты ведь и тропочку заветную знаешь, с тайгой в дружбе живешь, - иди, забирай, что полюбится?»

- Настрелять зверей немудро, - говорит Кузедей, - только наш обычай такой: зверя бить честно, без хитрости и только лицом к лицу, со спины не нападать. Вот мало и промышляем.

- А почему так? – удивился сосед.

- А потому, что дед моего деда от своего деда знал: тайгу не обманешь. Она все видит, все примечает, - велит закон помнить.

- Какой закон?

- А такой, что когда Зеленая Матерь пустила к себе человека, - большую сходку зверей созвала.

- Я дам человеку кров и тепло, а вы что дадите? Пусть каждый скажет.

- Я дам мясо и жир! – протрубил лось.

- А я добавлю мех на одежду! – расщедрился медведь.

- А я убор для красавицы! – хихикнул соболек.

- А я малахай для всадника! – заважничала красная лисица.

- И я, и я, - вторили волк, куница и другие звери.

- Хорошо, - сказала Зеленая Матерь, - я довольна вами. Человек – младшее дитя моего лона, ему надо помочь. А не жалко вам отдавать такие щедрые дары, - жизнь ведь всем люба!

- Жалко, - пискнула куничка, - да ведь человек младшее дитя!

- Жалко, - залаяла лисица, - да что поделаешь. Ты велишь, а мы тебя чтим, потому что ты – матерь наша!

- А ты, косуля, почему дрожишь! – спросила Зеленая Матерь, - почему из твоих кротких глаз слезы покатились?

- Мне страшно, - сказала косуля, - жизнь так прекрасна, она – как бег облаков на небе. Мне страшно, что беда, как рысь, прыгнет на спину, когда не ждешь, и уж некому будет играть с облаками в перегонки.

- Не страшись, - сказала Зеленая Матерь, - пусть же будет так, что младшее дитя моего лона, а ваш брат, человек, дары ваши примет с благодарностью, а не отнимет со злом. Пусть не поднимет он руку и не разит в спину братьев своих, а в честной встрече лицом к лицу примет посильную жертву каждого.

Вот с тех пор и повелось, что охотник, который свою честь помнит, возьмет от тайги не меньше, чем искусность позволяет, и не больше, чем нужда велит. И это первый сказ Кузедея.

А второй:

 О СТРОПТИВОЙ КОЗЕ И О СТАРИННОМ ДОМАШНЕМ ОБРЯДЕ

- В нашем краю к кому не придешь – встретят хорошо, гостеприимство у нас в почете. В честь гостя барана забьют, и кур наловят чуть не стаю, лишь бы похлебка наваристее получилась. А в одном дворе в честь гостя как-то даже козу закололи, - другой живности не было. И гость видел, что двор бедный и хозяина уговаривал: не тронь козу. Я только переночую, - есть не буду. Хозяин же оскорбился, как можно, - ты ведь гость. Со мной тайга дружить перестанет, если не встречу–не провожу по закону!

Вывел хозяин козу во двор, пошептал ей в левое ухо и сделал, как задумал. Вечером за столом гость спросил, что это хозяин козе нашептывал.

- Я обряд исполнял, чтобы коза не обижалась.

- Какой обряд?

- А такой, что когда все живое на земле друг с другом сживалось, человеку больше всех всего не хватало. У него – ни когтей, ни клыков, ни шерсти. Как ему пропитание добывать? И звери пожалели его. Собрались все вместе, позвали человека и спросили:

- Будешь с нами в ладу жить?

- Буду! – сказал человек. – Только помогите мне.

- Ладно, - решили звери, - вот лошадь. Она повезет тебя на пашню и помчит в бой. И если надо будет, - отдаст тебе свою жизнь. Но ты будешь задавать ей корм, водить на водопой, дашь ей кров и назовешь ее другом. Ответь, лошадь, ты согласна на сделку?

- Согласна! – сказала лошадь.

- А вот – корова. Она даст тебе молоко и мясо, но ты будешь водить ее на пастбище и охранять, и назовешь ее кормилицей. Ибо, чтобы накормить тебя и сохранить твою жизнь – она отдаст свою. Ответь, корова, ты согласна?

- Согласна! – сказала корова.

Опрошены были и ответили согласием овца, свинья, куры, гуси. Взамен на их согласие человек обязался не лишать их жизни из прихоти, а только в нужде. Лишь козу спросить не успели. Где-то коза-егоза бегала-носилась, на сходку не явилась. К самому концу поспела.

- А ты, коза, - как? – спросили ее.

- А я не согласна, мне от человека ничего не надо, я и так проживу, - жизнь свою человеку не отдам.

- Хорошо, - сказали звери, - договор добровольный. Не согласна, так не согласна. Но ты-то ведь тоже человеку поможешь, он и тебе, как и нам, - брат!

- Помогу! – заблеяла коза. – Моя шерсть даст человечьим детенышам тепло, а молоко – сделает резвыми как козлята.

- И на том спасибо, - сказали звери, - только ты, человек, помни: нет тебе от козы согласия на жизнь. А раз ты нам – брат, прими от нее, что даст по своей воле.

Разошлись звери по своим делам, а человек – по своим. Только человек очень скоро нарушил свой обет. И многожды убивал названных меньших своих братьев не от нужды, а для прихоти, чтобы поразить соседа обилием мяса, или чтобы похвастать богатым ложем из шкурок молодых ягнят. И даже до козы добрался. И коза возмущалась таким его коварством, и когда он заносил над ней нож, блеяла и не отдавала ему свою жизнь безропотно, как другие животные, кричала чуть не человечьим голосом: «не согласна!» Потому-то человеку и положено попросить у нее прощения, что он нарушает договор, не довольствуясь ее шерстью и молоком. А корове или овце – тем достаточно шепнуть на ухо, что не для забавы, не из обжорства, а из-за голода у них жизнь просит». Такой завет передал Кузедей своему племени.

 А ЕЩЕ ДЕД ЖУМАХАН РАССАКАЗЫВАЛ…

Была у Кузедея дочка раскрасавица, да сын – добрый охотник. Сестра с братом как два ядрышка в одном орешке росли. Один без другого – никуда. Только ушел Кузедеев сын в тайгу зверя промышлять, да так и не вернулся. А сестра плакала - плакала, чуть глаза не выплакала, а потом и думает: «Дай-ка я дорожку вытку. Длинную – чтобы от дому до тайги легла, авось братец увидит, если заблудился, так по ней домой воротится».

И ткет и ткет. Уж лето минуло, уж осень золотит деревья, уж мухи белые летят – небо тучи заволокли, в горенке еле видать стало. А Кузедеева дочка все ткет и ткет – песню печальную, зазывную поет. А солнышку сверху все видно. Пожалело оно Кузедееву дочку. И песни ее солнышко разжалобили. «Дай, - думает, - посвечу ей, авось быстрее дорожку для любимого брата расстелит». Но попробуй, через осенние серые тучи посвети – сквозь них как лучам пробиться? И уж на что сквозь каждую щелочку, если захочет, так посветит, а об тучи осенние все лучики себе солнышко пооббило, да покривило. Но в горенку к девице все же заглянуло. С тех пор в том селении у «солнышка» на наличниках домов лучики такие и остались, вроде кудрявые…

… И закончила Кузедеева дочка дорожку свою и раскатала ее – от самого порога, вдоль реки.

- Цветы луговые, птицы лесные, рыбы речные, - звала Кузедеева дочка, - ведите братца к отчему дому! И на чистого льна дорожке расцвели–заманивают цветы алые, закружили над ней–кличут птахи-певуньи, а травы на погосте тоже шелестят: вернись с добром, родимую сторонку не позабудь!

И вернулся-таки из тайги Кузедеев сын. Да только не веселый, без добычи пришел.

- Где долго пропадал? – спрашивает отец.

- Неужели про нас забыл? – плачет сестра.

- Не по своей воле долго шел, - говорит Кузедеев сын. – Матерь-Тайга на сход позвала. Суд вершила – меня корила:

- Забыло твое племя про уговор? – спрашивает. – Разве твой отец Кузедей не рассказал тебе, почему мало промышляло зверей твое племя, и прозвали его «шоры», то есть нищие? Когда дед твоего деда стоял здесь передо мной, и я дала ему кров и тепло, что сказали ему названные его братья, звери лесные?

- Я отдам тебе мясо и жир – трубил лось.

- Я тебе – мех на одежду, - посулил медведь.

- Я – малахай для всадника – расщедрилась красная лисица.

И я спросила у лесных братьев рода человеческого, не жалко ли отдавать такие ценные дары?

- Жалко, - пискнула куничка, - да ведь человек твое дитя, матерь-тайга! – так сказала она.

- Жалко, - жалобно взвизгнула лисица, - да ведь ты велишь, а ты матерь наша.

И только косуля дрожала и из глаз ее слезы катились.

И я, Матерь ваша – тайга, поклялась за весь род человеческий. Пусть же будет так, что младшее дитя моего лона, а ваш брат, человек, дары ваши примет с благодарностью, а не отнимет со злом. Да не разит братьев своих, а в честной встрече лицом к лицу примет посильные дары каждого, - так сказала я.

Но племя человеческое нарушило клятву и уговор, и многожды отнимало жизнь у названных своих братьев не от нужды, а из прихоти, и не лицом к лицу стояло перед ними, а таясь подкрадывалось и разило вероломно. И опустели руки мои – и некого мне стало укрывать ими. И теперь я велю тебе: верни все, что отнял у меня. Иначе дети твои не увидят зверей и птиц, что верно служили деду твоего деда, и забудут их облик, и забудут их имена…

Вот что рассказал сын Кузедея отцу и сестре. И сам никогда не нарушал больше уговора с Праматерью–Тайгой. Но с этой поры вырезал из кедры розовой, из липы масляной разных зверей и показывал своим детям – чтобы любили и берегли. И не раз приносил тех зверей к опушке Праматери–Тайги, и оставлял там, и приговаривал: вот тебе, Зеленая Матерь, детища твои – возвращаю их тебе с покаянием. Вот медведь, а вот лось, и еще лисица. Всех тебе верну!

И Зеленая Матерь принимала дары Кузедеева сына. И выходили к нему и ластились у ног его медвежата, и медведица пестовала своих детенышей, не таясь от него, а косуля доверчиво тянулась к его руке, чтобы погладил. И он каждого зверя в лицо знал, и они узнавали его как брата…

- Это уже случилось, когда «слишком мирные» ушли в края неласковые и жили в лесу, вдали от родной степи, и никогда больше не слышали, как шелестят барханы! – уточнял Жумахан.

* * *

Не знаю, может быть, почтенные старцы – хранители вековой мудрости, в том числе и Жумахан, ошибались. Может, и не было племени «медоедов», и, может, Кузедей был лишь детищем неуемной фантазии великих аульных сказочников – хотя жители Кузедеева с этим не согласятся.

Но знаю, договор Праматери – Природы с младшим детищем ее лона – человеком, мудр и справедлив. Он достоин того, чтобы каждый запечатлел его в своем сердце, передавал из поколения в поколение, и с должным уважением относился к «меньшим нашим братьям»! Они служат нам верой и правдой, а мы так часто платим им незаслуженной неприязнью и жестокостью.

 БОГ АНУБИС И ШАРИК – «ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК»

Вы помните осла, про которого Достоевский сказал устами князя Мышкина: «Осел – хороший человек!» А Горького, который утверждал, что ему хочется снять шляпу перед слоном в зоопарке, и тем самым заявлял, что слон – тоже «хороший человек»?

Вам не кажется, что и собака вполне достойна такой характеристики, тем более, что она – признанный «друг человека»? Но всегда ли заслуживает ее хозяин оценку «хороший человек»…

Поищем: не коренится ли неоправданная недоброжелательность иных людей к домашним животным в таких древних преданиях, что сейчас о них и вспомнить-то странно?

Собака – «Бяка»! – По старинным преданиям можно представить себе довольно подробно, как жили многие народы в самой седой древности. В христианских мифах, например, говорится, что новорожденный Христос спал в яслях и грели его своим дыханием вол, овцы и осел. Значит, - в странах Ближнего Востока две тысячи лет тому назад, как и сейчас, использовали в хозяйстве кроткого, безотказного вола; овечье мясо, молоко и шерсть – привычные атрибуты повседневной жизни народов этих стран по сей день; а уж бодрый, неутомимый осел накрепко сросся со множеством сказок и историй, которые происходят на Кавказе, в Турции, в Средней Азии, Казахстане и бытуют поныне.

То же самое можно сказать о верблюде. Предания не забыли и о нем, ибо волхвы, прибывшие поклониться легендарному младенцу, везли свои дары – золото, ладан и смирну – именно на верблюдах, которые и в наши дни верой и правдой служат в Египте, на Аравийском полустрове, по всей Малой и Средней Азии.

Значит, в мифе о рождении Христа мы встречаем тех четвероногих спутников человека, которые были повседневными участниками его жизни с незапамятных времен. Почему же нигде, ни разу ничего не сказано о кошке и собаке?

Корни недоброжелательности. – А тем не менее в мифологии Древнего Египта собаки занимали почетное место. По словам Геродота, «когда умирает собака, все живущие в доме сбривают волосы на голове в знак скорби, а тело собаки хоронят в священном ящике». Ювенал, римский сатирик I-II века н. э. поминает о культе собаки, почитаемой во многих египетских городах. А где-то в области среднего Нила существовал даже «Собачий город», или Кинополис, как его называли греки. Здесь собак кормили за счет государства, а главным божеством был Анубис. Именно он, бог с собачьей головой, взвешивал на весах вечности души усопших, а мастера бальзамирования приступали к своей ответственной работе, облачившись в маску Анубиса.

Особым почетом в Древнем Египте пользовалась борзая. Именно ее чутко настороженные уши, удлиненную, остроносую морду, длинный тонкий висячий хвост изображали художники, рисуя бога Анубиса на настенных фресках.

На Ближнем Востоке священнослужители весьма тенденциозно толковали религиозные культы давнишних врагов – египтян. «Египтяне поклоняются – крокодилу и змее – животным нечистым и жестоким. Позор египтянам!» А отсюда – прямое следствие: все животные, которым поклоняются египтяне, - нечистые и достойны презрения. И в первую очередь – собака, - друг бога смерти Анубиса! Что собака давний друг и верный спутник человека, в ту пору начисто забыли.

Христианство на заре своей впитало особенность края, где зародилось, и тоже сочло собаку животным презренным, - а стало быть, недостойным сидеть у яслей Иисуса, наряду с другими домашними животными. Гораздо позднее, средневековые феодалы, ярые поборники христианства и будущие крестоносцы, не только держали в своих замках своры борзых собак, но очень ими гордились и дорожили. Однако, попав во время крестовых походов на Ближний Восток, - тут же восприняли древнюю традицию. И настолько прониклись презрением к собаке, что даже отказали ей в «душе». Пусть знает свое место! Если человеку полагалась «бессмертная душа», то собаке, согласно церковным догмам – всего лишь «пар».

Традиции живучи сверх меры. В нашей стране вероисповедания давно уже перестали играть какую-либо роль в общественной жизни и во взаимоотношениях между людьми. Но настороженное и неприязненное отношение к собаке, порою, бытует не хуже чем в пору крестоносцев! Наши бабушки и дедушки скептически относятся к тому, что мы с вами держим у себя в доме (в комнатах!) какого-нибудь спаниеля, дога или вовсе ничем не примечательную дворнягу. К их полному непониманию «нечистое животное», («скотина!») спит чуть ли не рядом с нашей кроватью, мы разговариваем с ним, как с другом, гладим его «поганую» шерсть. Порой, бывает, и молодая мамаша космической эры, - может быть, никогда не слыхившая о древнеегипетском боге Анубисе, - оказывается ненамного прогрессивнее крестоносца: при виде восторга Пети и Лены, играющих с домашней собакой, нет-нет, а скажет: «фу, не трогай, собака-бяка». Наверное, точно так же и, может быть, теми же словами остерегала во времена Владимира-Красное Солнышко какая-нибудь Забавушка своего Томилу или Будилку от общения с другом дома, собакой.

А кошка? – Кошку христианские мифы тоже изгнали из круга «приличных» домашних животных, - ведь и кошка пользовалась особым почетом в Древнем Египте. Кошку, очень удобное домашнее божество, - не в пример, скажем, крокодилу! – мог держать у себя дома каждый бедняк. С этим «божеством» играли детишки, «божество» ловило мышей и мурлыкало, грациозно ластилось к домочадцам.

Вот почему несколько тысяч лет тому назад египетские ребятишки носили на шее медальоны-амулеты с изображением тогдашних Васек и Мурок. Кошку считали символом любви. Каноны красоты времен Клеопатры отводили высший балл женскому лицу «кошачьего» типа. Даже в самых скромных храмах подкармливали хоть одного кота и кошку, а за убийство кошки преступника ждала смертная казнь. Забавно, но нынешний Котофей-Котофеевич был почитаемым богом музыки (не в связи ли с его выдающимися вокальными способностями в пору мартовских серенад?) и изображали его с человечьим туловищем и цитрой в лапе.

На ближнем Востоке в ту пору кошки не водились, - в Палестине, Сирии, Месопотамии не знали их и не видывали. Побывавшие в Египте насмотрелись на «чудеса египетские» глазами злопамятного и всекарающего бога, а потому с отвращением рассказывали об египетских порядках, в том числе – о кошачьих привилегиях.

Издревле «не знать» и «бояться» – психологические синонимы. А «бояться» – значит, «ненавидеть». Унаследованное предубеждение оставило уютного домашнего кота за бортом зарожденных христианских мифов и впоследствии не прощало коту его «сомнительной» репутации. Особенно непримерим по отношению к Мурлыке был средневековый католицизм. Не моги в те поры кошка быть черной, - немало смешных описаний суда над «сатанинскими отродьями» приводят французские хроники!

Французский художник 40-х гг. XIX в. Ж. Гранвилль придерживался совсем иного мнения. В одной из книг «Живописного обозрения» за 1840 г. мы видим 20 потешных кошачьих «лиц», объединенных заголовком «Физиономия кошки». Сопроводительный текст поясняет, что «несравненный рисовальщик Гранвилль в часы отдыха наблюдал свою кошку, и набросал эти двадцать изучений кошачьей физиономии: пробуждение, философские размышления, созерцание, жалоба и страдание, внимание к чему-то еще не ясному, лицемерная невнимательность, роскошная веселость…». Впрочем, Гранвилль уверял, что, наблюдая свою Минетту, зафиксировал 75 изменений в кошачьем «выражении лица», но не решился все их вынести на суд публики, чтобы не наскучить. «Опасение напрасное! – уверяет сборник, - Гранвилль решительно один из первых рисовальщиков в Европе, одаренный неистощимым воображением. С этим согласны все, кто видел иллюстрированные им издания». Глядя на гранвиллевские кошачьи мотивы, - «Материнская нежность», «Веселая мысль», «Ужас и ярость» - согласимся и мы с «Живописным обозрением»!

Притом, ласковое, независимое домашнее «божество», не только «гуляет само по себе, ни у кого не спрося совета и никому не дав ответа», как в киплинговской сказке. Кот – незаменимый помощник человека в хозяйстве. Читатель! В наших домах нет мышей, нас избавили от грызунов гигиена и эпидстанция. Но легко ли было нашим предкам обходиться без кота, - пусть даже с неоправданно дурной репутацией, - судите сами. Тем более его сложным отношениям с мышами посвящено немало лубочных картинок, а они – верное зеркало времени.

 УЛИЦА КОТА-РЫБОЛОВА

В отдаленные времена люди еще не заводили аквариумов, в которых домашние коты пытаются ловить золотых рыбок. Но, тем не менее, «рыболовная страсть» и в ту пору была отличительной особенностью кошачьего рода. Итак:

Коты и каноники. – В Париже на углу набережной Сан Мишель и улицы Кота рыболова помещалась лавчонка букиниста. Старый книжник только отпугивал клиентов – у него был неуживчивый нрав и явная слабость «к чертовщине». Он курил длинную трубку вишневого дерева и, утопая в голубоватом дыме, постоянно ворошил «ведьмовские» истории, которыми изобилуют средневековые архивы. Он и рассказал известному натуралисту Анри Гоберу – большому любителю старинных книг, об истоках «Улицы Кота-рыболова».

Каноник… - Дело было в XV веке. Улица Кота-рыболова называлась Новопрачечной, потому что упиралась в Сену, к которой вели ветхие, скользкие ступеньки. Здесь, у самой воды, собирались женщины со всего квартала и стирали белье. В одном из узких домов с островерхой крышей жил согбенный годами каноник. Ежедневно, как только на соседней колокольне отзвучит пятый удар колокола, добрый каноник Перле ковылял по пустынной улице к церкви, где служил раннюю мессу. Отслужив, возвращался домой и больше не показывался. Два раза в неделю старый звонарь приносил ему корзину с хлебом и овощами. Злые языки поговаривали, что после службы каноник копается в колдовских книгах, кипятит в рогатых ретортах настои и толчет порошки из змеиных хвостов и лягушечьих лап, - а может, … из костей покойников (кому-то померещилось, что в полночь каноник бродит по соседнему кладбищу). Ночью над трубой его дома клубился красноватый дым. Прохожие крестились и отворачивались от «нечистого дома», - вдруг в нем ищут «философский камень», а, может, и еще что похуже?

… И кот. – К тому же – был кот. Да, да, - каноник Перле держал в доме черного, тощего, облезлого кота. Некоторые уверяли, что даже по виду кот напоминает своего хозяина Перле. И еще, - никто никогда не видел одновременно старого каноника и старого кота. На улице появлялся либо кот, либо каноник. Вскоре злые языки уже твердили, что каноник и кот – единое сатанинское целое, способное на деление и перевоплощение, потому что «оно» и является то в виде каноника Перле, то в виде черного облезлого кота.

По утрам из дому выходил каноник – он отправлялся в церковь. Вечером выходил кот – он крался вдоль стен к шатким ступеням, ведущим к Сене. Здесь он удил рыбу. Весь квартал судачил о его ловкости: молниеносный удар черной лапы – и неосторожная рыба взлетала в воздух. Прыжок тощего тела – и кот ловил рыбу зубами. Ловил – но не съедал. Вороватой рысцой крался он вдоль стен к дому. В дом забирался через особую лазейку, вырубленную хозяином в двери. И как только кот возвращался с рыбной ловли, из трубы поднимались зловещие клубы дыма. Обитатели квартала шептались – колдовство и борьба с ним были болезнью века.

Казуистика… - Студенты средневековой Сорбонны были ершисты и любили «скандалить». Они обожали дразнить обывателя, держали в страхе весь квартал, а потому находились в состоянии войны с полицией. Сорбонцы, конечно, проведали о сомнениях горожан относительно кота и каноника. Как тут было не вмешаться? В задней комнате укромного кабачка разработали план действий. Увы, - решили убить кота. Школяры «собаку съели» на казуистике и рассуждали в соответствии с логикой времени: если кот и каноник – единое существо, то гибель кота докажет сатанинскую суть последнего, либо опровергнет досужие басни, далеко не безопасные для каноника.

… И проделки сатаны. –В морозный лунный вечер шестеро будущих богословов и правоведов подкараулили черного кота, который спустился по ступенькам к воде. Юные злодеи ударили его дубинкой – черное длинное тело поплыло вниз по течению… Но удалец, который убил несчастного рыболова, поскользнулся на липких ступеньках и последовал за ним в реку. Второй студент, пытаясь удержать товарища, тоже поскользнулся и упал в ледяную воду. Третий протянул друзьям палку, за которую те цеплялись так судорожно, что утащили за собой спасителя. Остальные громко кричали и звали на помощь, крепко уверовав в контр-проделки Сатаны – в отместку за убиенного кота. В окнах появился свет. Подоспел полицейский патруль. Из воды вытащили обессилевших сорванцов. Уцелевшие предусмотрительно спаслись бегством.

Начальник патруля требовал объяснений – ему рассказали о коте и Сатане. История показалась ему туманной. Пока суд да дело, спасенных водворили в тюрьму за нарушение тишины в ночное время. Дальнейшее не входило в компетенцию полицейского патруля и касалось мэтра Жехана де Мерикура, прокурора тюрьмы Шатле. Он специально занимался уголовными делами квартала, и в частности, - «нечистыми».

Улики… - Разузнав, в чем дело, прокурор на следующий день отправился к канонику Перле. Тем более, что в то утро каноник не появлялся в церкви и на улицу не выходил. Прокурор долго стучал в дверь, оказалось, она закрыта лишь на задвижку. Стражники налегли на створки и вошли в дом. В доме их поражало все: печи, реторты и труды по алхимии. Глиняные горшки с ярлыками, на которых вились арабские и сирийские надписи. Был еще и чердак, куда вела шаткая лесенка. Прыткий клерк попытался было по ней подняться, но тут же вернулся. На ступенях громоздились всякие диковинные предметы…

… И расправа. – По мнению прокурора дело прояснилось: после убийства кота исчез и каноник. Жилище его – логово колдуна- потому что какой же добрый христианин станет держать у себя такое множество книг? Посему прокурор постановил: каноник Перле и его черный кот составляли единое бесовское естество, с единым телом и духом. Ничего особенного – очередное дело о колдовстве. Процесс провели молниеносно и за отсутствием виновников, - кота и каноника, - на виселицу отправили трех студентов, выловленных из Сены. За что? За присвоение высоких полномочий, - свершив расправу над сатанинским отродьем, они помешали святой церкви «разобраться по существу» в щекотливом деле.

Чудеса продолжаются. – На следующий день после казни студентов, к пяти часам утра женщины, идущие с бельем к реке, встретили «покойного» каноника Перле. Он преспокойно ковылял по Новопрачечной улице к своей церкви. Квартал пришел в смятение. Любопытные устремились за стариком. Никогда еще в убогой церквушке не собиралась на раннюю мессу такая уйма народа.

Прихожане жадно следили за каждым движением «покойника» и ждали явлений… Но нет! Все шло своим чередом, - пристойно и по всем правилам. Добрые прихожане сникли, но решили ждать вечера. На всякий случай за подозрительным домом учредили надзор. Ждали кота. И кот появился. Длинный и тощий, совершенно живой. И направился к ступенькам. И, как обычно, вернулся домой, неся в зубах добычу. И тут же из трубы повалил дым.

Очная ставка с котом. – Этого и ожидали. На следующее утро взволнованный прокурор явился к канонику и, не поминая о происшествиях последних дней, весьма вежливо, справился о здоровье. Учтиво заверил старика Перле, что все очень беспокоились. По утрам в церкви Сан-Северен его не видели – не случилось ли чего?

Каноник успокоил прокурора. Нет, с ним ничего не случилось. Просто ночью его позвали в соседний монастырь, - там внезапно скончался старый университетский товарищ. Перле отправился немедленно и никого не успел предупредить - рассчитывал вернуться сразу же после похорон. Но в монастыре гуляли коварные сквозняки - старик тут же слег, так что пришлось отсутствовать несколько дней.

Мэтр Жехан Гильом де Мерикур не заикнулся о казни студентов, но спросил, как же обходился бедняга-кот без пищи? Каноник ответил, что кот обходился мышами, которых ловил на чердаке.

Прокурору очень хотелось увидеть кота: такое умное животное, много о нем наслышан.

Ну что же, каноник его позовет, если только кот пожелает явиться. Он ведь к гостям не привык. И действительно, кот выглянул из чердачного оконца, но спуститься не захотел. Прокурор подозрительно взглянул на черную костистую морду, и решил, что кот похож на химеру, какими венчают водосточные трубы… Обменявшись любезностями с каноником, прокурор удалился, украдкой творя крестное знаменье у самого сердца.

Особое мнение. – Де Мерикур собрал расширенный совет, - все-таки дело темное. Откуда-то возникла старушка и заявила, что живет на Новопрачечной улице, и что исчез ее любимый кот. Притом именно в ночь, когда сорбоннские студенты вздумали шутить с Сатаной. После длительных дебатов мнения совета разошлись. Некоторые считали, что кот каноника Перле вовсе не обязательно взял в свои черные лапы монополию на рыбную ловлю в водах Сены. Иные такое предположение с возмущением отвергали. Сатана-де, коварен, - провести судейские органы ему пара пустяков. Тем не менее дело прекратили за недостаточностью улик, но каждый остался при своем мнении.

С той поры неспокойную улицу понемногу перестали называть Новопрачечной, а, поминая, говорили: «Улица, где кот рыбу ловит». А потом и просто – «улица Кота-рыболова». И так по сей день.

Какое ж сильное впечатление произвели описанные события на современников, если по происшествии четырех веков парижская улица все еще говорит нам: здесь жил выдающийся и преданный кот, который умел ловить рыбу, и кормил ею своего хозяина. И жили тут поразительно темные люди, верившие в дьявола, которые потратили уйму времени на разбирательство дела о коте и нечистой силе!

В отличие от сатанинской сути, которую вкладывало католическое средневековье в безобидного домашнего кота, во многих странах, в том числе и на Руси, Кота-Котовича наделяли самыми симпатичными свойствами. Кот ленив, но если надо, - он умелый и страстный охотник. Кот хитер, - но может простодушно попасть в плен к, казалось бы, беззащитным мышам.

<<Назад  Далее>>