Часть вторая. КОЛОМУН- ТРАВА.

(Цикл лирической публицистики)

Страница 12 из 12

[ 1 ]  [ 2 ]  [ 3 ]  [ 4 ]  [ 5 ]  [ 6 ]  [ 7 ] [ 8 ]  [ 9 ]  [ 10 ]  [ 11 ]  [ 12 ]

НАХОДКА ЛЕЙТЕНАНТА С «ЛЭДИ НЕЛЬСОН»

Читатель! «Спасенные от вымирания» – вот как можно было бы назвать эту печальную и поучительную историю о «непьющем» медвежонке коала и о всепожирающей моде.

Уютное «вместилище душ». – В 1802 году французский корабль «Лэди Нельсон» ненадолго зашел в Австралийский порт Сидней. Одним из первых сошел на берег лейтенант Барралье. В отличие от своих товарищей, которые тут же отправились в кабачок, Барралье направился к Синим Горам. Лейтенант был страстным любителем природы, а в те времена об Австралии рассказывали немало чудес. Барралье верил, что увидит здесь редких животных и диковинные растения.

Местные жители обошлись с чужеземцем дружелюбно и даже пригласили на ритуальное пиршество в память о недавно умершем мальчике этого племени. Совершили жертвоприношение, после чего «жертвенного» зверька разделали на большом пне и насадили на вертело. Увидев тушку, Барралье удивился. Такого любопытного зверька он еще никогда не встречал. Аборигены сообщили, что это «непьющий», на их наречии «коала» – маленький, очень маленький медвежонок. И все медвежата коала «…ничто иное, как вместилища детских душ. Они такие потешные и мягкие, такие доверчивые и ласковые, потому что в них вселяются души умерших детей. Боги специально создали медвежонка коала, чтобы детские души не блуждали по огромному небу, над огромной землей, а сразу же попадали в уютное вместилище. В такого красивого и доброго зверька, которого все любят. Боги только для того и разрешают убивать медвежонка коала, чтобы освободить место для очередной детской души. И вот сегодня душа маленького мальчика, что умер на прошлой неделе, пристроена. Вообще же медвежонок – «табу»!»

Барралье очень захотелось увидеть живого зверька и ему удалось его заполучить. Маленький пленник был премилый. Он сразу же покорил лейтенанта, прижавшись к его плечу толстощекой круглой головенкой и обхватив за шею короткими лапками с большими изогнутыми когтями. Барралье спросил у старика, доставившего малютку, почему медвежонка зовут «непьющим». Старик ответил, что коала никогда не пьют воду, а довольствуются сочными листьями эвкалипта, которые служат им и пищей и питьем. Но в пищу идут листья не всякого эвкалипта, а лишь определенных видов. А «чужеземцы» называют медвежонка «отъявленным пьяницей». Они думают, что коала до беспамятства упивается соком эвкалиптовых листьев, которые содержат какой-то спирт. И все потому, что, наевшись, медвежата подолгу спят в листве!

Барралье удивился такой особенности зверька. Видно, ему попалась зоологическая находка!

Необычный подарок. – Барралье был всего лишь заурядным лейтенантом корабля «Лэди Нельсон» и привести с собой на борт маленького коала он не решился. Причуды прощают выдающимся людям, а он был скромен и к таковым себя не относил. Но и расставаться с находкой ему не хотелось. Он отправился к мэру города Сиднея и передал ему зверька с просьбой, когда представится оказия, отправить его в Лондон в дар английским зоологам.

Вскоре оказия представилась, и коала попал на корабль, который держал курс на Великобританию. Маленький пассажир отказался от еды, а на воду и смотреть не желал. Не добравшись до туманных английских берегов, он навсегда затих, свернувшись крохотным бурым комочком.

Барралье узнал, что его подопечный попал в руки зоологов лишь в виде чучела. «Бедный мой мнимый пьянчужка! - вздохнул Барралье. – Пусть уж так и останется во всемирных списках зверей: «Коала, непьющий медвежонок». И действительно – название «коала» прочно вошло в анналы зоологии.

Сюрприз за сюрпризом. – Со временем интерес к зверьку возрос, и оказалось, что лейтенант с «Лэди Нельсон» сделал действительно незаурядное открытие. В медвежонке все было необычно. Оказалось, что коала – очень нежное и доверчивое существо. Но в доме держать его невозможно, потому что кормить медвежонка – проблема. Жить он может только в естественных условиях, где сам добывает пищу. Оказалось, что у зверька, размером и весом не больше домашнего кота, не по чину длинная слепая кишка! Чуть не в два метра. Так что невольно изумляешься, - как это ухитряется медвежонок уместить в своем буром животишке такую огромную «деталь»?

Малюсенькая медведица коала имеет на брюшке прочный кожаный карман, как у кенгуру. Ежегодно осенью или зимой (подразумевается австралийский климат) она приносит одного крошечного детеныша и носит его в своей сумке несколько месяцев, пока тот не отрастит надежные коготки. Тогда он переселяется на спину мамаши и повисает на когтях в ее густом мехе (точно так же взрослый коала цепко держится когтями за эвкалиптовые стволы). Так он и путешествует, детеныш коала, на родительских плечах по родному лесу.

И еще оказалось, что медвежонок коала – этот «игрушечный» вариант сумчатого зверя, - потомок настоящих сумчатых медведей, которые, как показали раскопки, обитали некогда в Австралии и были в 28 раз больше сегодняшнего коала.

Маленький коала и полный опасностей большой мир. – До появления европейцев на австралийском континенте коала обитали в Западной и Южной Австралии, в нынешнем Квинсленде, в штате Виктория. С аборигенами, как было сказано, коала, защищенные «табу», ладили как нельзя лучше. Единственной опасностью для них были сильные засухи и пожары, которые возникали во время гроз или же разгорались от костров и жертвенных огней. Тогда гибли не только густые леса, но и их обитатели.

После удивительной находки лейтенанта Барралье прошло около ста лет. И маленькому коала пока ничего не грозило. Зоологи удивились, занесли его в свои списки, закрепили за ним «трезвое» имя, и на том дело кончилось.

Беды коала начались к концу XIX века, когда на зверьков обрушились эпизоотии, ничуть не связанные с появлением «белого человека». Причиной гибели медвежат не были вирусы и микробы – атрибут цивилизованного мира. Просто по неизвестным причинам коала вдруг стали болеть странными и очень человеческими болезнями: воспалениями глазных оболочек, полости носа и черепной надкостницы. Игрушечные зверьки гибли миллионами.

К тому же победно шествующий по австралийскому континенту XIX век безжалостно теснил девственные леса, - в том числе и эвкалиптовые, - воздвигал новые здания, прокладывал железные дороги. Вместе с эвкалиптами отступали медвежата коала. Над ними нависла беда.

Разгул моды. – Начало XX века во всех странах ознаменовалось безудержным разгулом моды. Экстравагантные перья редкостных птиц колыхались на огромных дамских шляпах. Самые пушистые, самые блестящие, самые теплые меха казались модницам недостаточно роскошными. В Австралии появилось новое ремесло: охота за шкурками. Убивали и обдирали все, что попадало под руку. Особым спросом пользовался мех шиншилл, или знаменитого австралийского опоссума. На рынках Лондона и Нью-Йорка только в 1906 году было продано четыре миллиона шкурок. Все более прочное место завоевывал автомобиль, и великосветские шоферы садились за руль не иначе, как в куртках из меха кенгуру. По данным некоторых статистиков в течение первых двадцати пяти лет нашего века в каждом австралийском штате добывали семь миллионов шкурок кенгуру.

Фантазия модниц неисчерпаема. Где-то, кто-то на ком-то увидел отделку из буровато-серого необыкновенно мягкого, гладкого и блестящего меха. Так пробил роковой час и для медвежонка коала. Охотники за шкурками ринулись в эвкалиптовые леса. Сонных медвежат снимали с деревьев, и зверьки с готовностью протягивали к человеку лапки. Медвежонок коала доверчив и ласков, - а человек убивал его, прежде чем зверек успевал сообразить, что ему грозит опасность. За шкурки коала платили баснословные цены, охота на них была веселым спортом, без риска и без усилий. Эвкалиптовые леса превратились в бойни.

Язык цифр. – Как было подсчитано, в 1924году погибло два миллиона зверьков коала. В штате Виктория и в Южной Австралии медвежонок коала был истреблен начисто. С ужасом смотрели аборигены на эту резню – они считали, что вторично теряют своих умерших малышей. «Табу» было нарушено, боги молчали, маленький ласковый обитатель эвкалиптовых зарослей безропотно исчезал. Но с аборигенами бесед не вели – их мнение не спрашивали.

Вскоре коала можно было встретить лишь в Квинсленде. Австралийское правительство забеспокоилось – этак страна и вовсе останется без фауны. Тщетно издавали декреты о «сезонах запретных» и о «сезонах открытых». Ограничивали время убоя? Что же, - значит, за более короткий срок старались убить больше зверьков. Как только охотники пронюхали, что в штате Квинсленд еще обитает непуганый медвежонок коала, они ринулись туда. В 1927 году в «сезон открытой охоты» было выдано 10000 удостоверений с правом на убийство. В результате на рынках появилось 600000 шкурок. Медвежонок коала, как вид, был практически истреблен.

Защитник звериных судеб. – В 30-х годах XX века в Австралии проживал Вуд Джонс. Этого человека по праву называли «звериным защитником». Джонс любил свою родину, ее деревья и травы, птиц и зверей. Ему удалось добиться отмены сезонов «открытой охоты». Но что толку, когда вид коала почти исчез с континента, - а следовательно, с карты мира, поскольку водился он только в Австралии!

Вокруг Вуда Джонса образовалась группа фермеров – друзей природы, терпеливо искавших в эвкалиптовых лесах медвежат коала. Кому удалось найти пару, - кому две. С этого и началось великое дело восстановления вымирающего вида.

Энтузиасты терпеливо выращивали чрезвычайно нежных и мало выносливых зверушек в домашних условиях. Если вспомнить, что питаются они только листьями эвкалипта, причем только особого вида, можно представить трудности, с которыми пришлось столкнуться энтузиастам. И вот медвежата начали размножаться! У некоторых фермеров уже водилось по сотне-две зверьков. Но самым радостным было то, что в эвкалиптовых лесах, где давно уж перестали резвиться потешные коала, вдруг робко появились первые пары медвежат. То тут, то там сообщали: «Сегодня я сам видел зверушек», - их даже не называли по имени, каждому было понятно, о ком идет речь. Кровавый туман убийства во имя моды рассеялся. Люди с ужасом увидели, что опустошили свои леса. Теперь даже бывшие охотники радовались возвращению коала, как символу воскрешения родной природы.

Право на жизнь. – Настал день, когда австралийскому правительству начали поступать запросы из разных стран: нельзя ли выслать в зоопарк такого-то города хоть две, ну хоть одну пару зверьков коала. Все ими очень интересуются; это прекрасная забава для детворы; рентабельно было бы содержание их в зоопарке и т.п. Теперь требовались не шкурки, - нужны были живые, теплые, пушистые, веселые, забавные медвежата. Чтобы они тешили своими играми детей и внуков тех модниц, которые давно забросили на дно сундуков вышедшие из моды горжетки и муфты из шкурок коала.

Австралийское правительство давало лицензии на вывоз зверьков неохотно. В родных лесах их было еще слишком мало, чтобы снабжать зоопарки других стран. Впрочем, - опыты с вывозом медвежат редко кончались успехом, все из-за тех же эвкалиптовых листьев. Держать коала позволяли себе только те страны, для которых ежедневная авиадоставка «медвежьего салата» не представляла трудностей. Или те, где додумались бы посадить вблизи от зоопарка эвкалиптовые рощи. Этот опыт удался в некоторых зоопарках США, и медвежата коала поныне чувствуют себя там совсем как дома.

Возрождение. – Сейчас в Австралии существует немало заповедников и так называемых «храмов природы», где размножаются не только коала, но и другие виды животных, которым грозило вымирание. Здесь вновь восстанавливается равновесие, предусмотренное законами природы. Говорят, что в некоторых районах Австралии, где медвежонок коала не появлялся вот уже четверть века, люди начала водить детвору в леса, потому что там видели медвежонка, а то и двух. Всем хочется посмотреть на «славного зверька, который чуть было совсем не исчез с нашей земли». «И как это рука поднималась убивать такого малютку. Ведь коала такие доверчивые – совсем как дети!» – твердят в угоду новой моде те, кто еще так недавно интересовались медвежатами коала совсем с иной целью.

Аборигены молчат. Их мнения по-прежнему не спрашивают. Они тоже водят своих детишек смотреть «братца коала» и продолжают верить, что если в австралийских лесах вновь поселился маленький веселый зверек, то их умершие дети уходят не насовсем. И раз все они тут, рядом, - племя выживет, обязательно выживет!

У чудом спасенного медвежонка коала есть в Европе «богатый родственник». К счастью он не наделен ни чрезмерной доверчивостью, ни милой модницам мягкой шкуркой. Впрочем, - может, ему просто больше повезло, чем крошечному обитателю эвкалиптовых рощ, - если можно назвать везением всемогущую прихоть человека…

БЕРНСКИЕ МЕДВЕДИ

Читатель! Этот рассказ - о медведях с собственными доходами, которые обитают в Берне и которым вовсе не грозит судьба австралийских медвежат. Что вовсе не означает, будто так же безоблачно существование всего медвежьего племени.

Крестины города. – В Швейцарской хронике XV века говорится о том, как получил свое название город Берн.

Герцог Бертольд V был не только страстным охотником, но и строителем городов. Однажды, в 1191 году созвал охотников и держал с ними совет: он желал бы поставить новый город, но не может найти ему достойное место. Старый ловчий сказал: «В излучине реки Аар стоит замок Ниддегг, государь. Там и есть самое подходящее место для нового города».

Герцог посетил указанное место, внимательно осмотрел его, после чего велел рыть рвы. Город строился. Но как его назвать? Долго думали герцогские друзья-охотники и нашли остроумное решение: «Так как здесь много дичи, пусть бы город назывался по первому зверю, которого мы затравим на завтрашней охоте». Предложение встретили с восторгом. На следующий день на опушке леса сам герцог уложил медведя. Город назвали Берном, - «медвежьим городом».

Повезло же обитателям Берна! А что если бы в этот день затравили не медведя, а какого-нибудь зайца? Представляете, этимологические последствия? Бернец, или «медвежатник» – это звучит! А вот, допустим «хасец» («Haas» – заяц), или «зайчатник»?

Археологическая заковыка. – Ох, уж эти археологи – одним махом кирки разрушат самые прекрасные легенды! В 1832 году в Мюри, маленьком местечке около Берна, начались археологические раскопки, во время которых нашли целую коллекцию римских бронзовых статуэток. И среди них – статуэтка с медведем. Специалисты по древностям всполошились. Хранитель фондов Луврского музея и член французской Академии Рейнах просто «влюбился» в эту статуэтку! Он заявил, что герцог Бертольд тут вовсе не при чем. Он полагал, что культ медведя – отголосок старых тотемических обрядов, еще со времен римского владычества над гельветами, древними обитателями Швейцарии.

Бернцы – разочарованы. Подумать только, - такая красивая была легенда! Так всем нравилась охотничья выдумка славного Бертольда, так вся эта история отдавала «большой геральдикой», - совсем как в перворазрядных странах… А тут вдруг рушилась средневековая поэзия, и вместо нее вынырнула какая-то темная история с тотемами! Поэтому у специалистов гипотеза Рейнаха со временем померкла, а запись в средневековой хронике снова обросла «медвежьей шерстью».

Не обошлось и без французских медведей. – Бернский летописец Валериус Ансгельм повествует, что по геральдическим причинам в Берне очень дорожили неким медвежонком, которого поместили в «яме», расположенной в самом центре города. Однажды медвежонок погиб, яма опустела. Но 16 июля 1513 года швейцарские наемные полки, воевавшие под знаменами итальянского герцога Сфорца, одержали победу над французами в битве при Новарре. Бернские победители вернулись в родной город и в качестве военного трофея привезли великолепного медведя, захваченного в обозе французского герцога ля Тремуйя. Бернский муниципалитет решил «усыновить» французского медведя в память о выдающейся победе своих сограждан. Зверя поместили в пустую яму посреди площади, которую и поныне называют Бернплац (Медвежья площадь).

Но медведь на чужбине заскучал, - печально и одиноко сиделось ему в яме. Тогда бернцы решили подселить к нему медвежат, пойманных в окрестностях города. Медвежья компания отлично поладила, и традиционная яма ожила. С тех пор город ревностно бережет своих символических медведей к радости туристов и гордости местных жителей.

Медвежья рента. – Не доверяйте путеводителям и не ищите бернских медведей на знаменитой Бернплац, как можно бы ожидать. Медведи переехали. В 60-х годах XX века они находились в Бэренграбене (Медвежья яма) на правом берегу реки Аар.

Что можно сказать о самих медведях? Это премилые и препотешные звери, которые уморительно клянчат сладости у туристов. А о туристах? Летом они совершают обязательные зоопаломничества к истокам бернской геральдики. Как можно, в самом деле, побывав в славном городе Берне, не посетить знаменитых медвежат?

В заключение – несколько строк из светской «медвежьей хроники».

Бернские медведи – настоящие рантье. Одна состоятельная американка, у которой с Берном были связаны приятные воспоминания, «не забыла их» в своем завещании. Она оставила добродушным зверям хорошее состояние, и теперь они ограждены от финансовых превратностей судьбы.

Поистине неисповедимы пути… туристов – их многообразные причуды рождают сенсационные последствия (и хорошо, если вносят новую запись в «Красную книгу»). Но, бывало, странствия ученых и дороги страстных путешественников, которых, порою, без добра именовали чудаками, вели и к серьезным зоологическим открытиям, способствуя сохранению целых видов.

Читая Жюль Верна, не улыбайтесь, читатель, при встрече с чудаком Паганеллем – он был из тех, кто призван сберечь богатство и красоту мира!

УРОКИ ЗООЛОГИИ

В одном императорском парке, обнесенном высокими стенами, обитали редкостные олени. А на другом конце света жил чудак, обуреваемый жаждой странствий. Его не звали Паганеллем, но он не мог избежать диковинной встречи. О последствиях ее для зоологии – этот рассказ.

Олень Давида. – В 1852 году из Франции в Тибет отправился некий странный человек. Он был членом испанского ордена лазаристов, страстно увлекался естествознанием и был неутомимым коллекционером. Звали его Давид.

Этот человек был миссионером и, прибыв на место, приступил к своим обязанностям. Между делом он занимался медициной и, вытесняя знахарей, оказывал посильную помощь больным. Все это не мешало ему приглядываться к незнакомой природе, составлять гербарии, собирать коллекции минералов и изучать жизнь животных. В Парижский музей то и дело прибывали тяжелые ящики, груженые коллекциями, которые миссионер предполагал описать на досуге, когда вернется на родину.

Отправляясь в путешествие, «отец Давид», как называла его паства, намеревался посетить восточный Тибет и часть Монголии. Но уж попав в эти края, любознательный миссионер не устоял перед соблазном – он хотел взглянуть на Пекин. Так и началось приключение, в результате которого в зоологии появилось новое наименование: «Олень Давида».

Азарт коллекционера. – В Пекине миссионер узнал, что примерно в полутора километрах от дворца имеется загадочный сад, обнесенный высокой стеной. Один из его новых знакомых уверял, что там, как в заповеднике, бродят на свободе диковинные звери, которых с незапамятных времен разводят только в императорском саду. И «право же, ими стоит заняться, если высокоуважаемый господин миссионер имеет похвальное пристрастие к изучению всего живого».

«Высокоуважаемый господин» спросил, как можно познакомиться с обитателями засекреченного зоопарка. Оказалось, что это не просто. «У нас все очень непросто, - сказали сведущие лица. – Чтобы попасть в парк, нужно оказать немало знаков уважения разным достойным людям! Но и после положенных церемоний это все-таки останется невозможным, - никогда императорские чиновники не позволят миссионеру, католику, осквернить парк…»

Отец Давид все понял. Но… что если хоть один глазком заглянуть за таинственную стену? Только заглянуть. Похоже было, что миссионер смирился. Потому что в те времена в Европе ходило немало слухов о «китайских пытках» и «китайских тайнах», и кроме того, одно «сведущее лицо» рассказало ему, как «совсем недавно у нас казнили одного преступника: его разрезали живьем на куски, - вот на такие малюсенькие кусочки!»

Хотя удел миссионера – мученичество, от такого рассказа нашему лазаристу стало не по себе, и на время он совсем оставил свою затею.

Мученичество… и акробатика. – Когда миссионер, к тому же – страстный натуралист, он превращается в мученика от науки. И тут уж пределов нет! Кто-то вновь напомнил отцу Давиду о чудесах императорского парка и сообщил, что «там живут некие животные с рогами, но такие, каких никто никогда на свете не видел, и рога у этих животных в определенные месяца отпадают». Мог ли достойный отец остаться равнодушным? Он нашел укромное место и построил наблюдательную вышку у самой стены парка. Он взобрался на нее и ждал. И наконец увидел. Сперва он принял приближавшихся животных за стадо лосей. Но лоси оказались гораздо меньше, чем полагалось, никаких рогов у них не было - наверное, как раз в это время рога «отпали». А хвосты были совсем как у осла. Отец Давид остолбенел – такого он еще не видывал.

А между тем надо было уходить. Подглядывать за обитателями императорского зоопарка было очень небезопасно, и миссионер покинул вышку, окончательно потеряв покой.

Много знаков уважения. – Отцу Давиду понадобился такой олень. Во что бы то ни стало. Живой или мертвый. Лучше живой, - но на худой конец можно и чучело.

Однако, как его достать? Миссионер решил обратиться за советом все к тому же «сведущему лицу», которое, загадочно улыбаясь, снова заговорило о «знаках уважения достойным людям». Отец Давид попросил «лицо» найти «достойных людей», готовых принять «много знаков уважения». «Лицо» нашло одного высокопоставленного «достойного человека», который за известную мзду предоставил миссионеру останки таинственного оленя.

Наспех выделанная шкура отправлена была в Париж, в музей естествознания. Ее изучением занялся знаменитый в те годы ученый Майнн Эдвардс. Вскоре он сообщил отцу Давиду, что посланная им шкура принадлежит оленю совершенно неизвестного вида и что его находка представляет большой интерес для науки. Настолько большой, что – в знак признательности – оленя решено назвать «Олень Давида».

Посольство в смятении. – Находка наделала много шума. Но чучело – это чучело, и довольствоваться им нельзя было. Понадобился живой «олень Давида». Или лучше пара таких оленей, - надо попытаться размножить этот вид в европейских условиях. Во Франции, в министерстве иностранных дел появился код: «Операция олень». В Пекин полетели депеши, и вскоре «за круглым столом» встретились французский посол г-н де Баллоне, посол Великобритании сэр Резерфорд Элкок и немецкий консул, представляющий торговые интересы Германии. Со всевозможной учтивостью, осторожностью и дипломатичностью все вместе обратились в ряд инстанций с просьбой предоставить… уступить… передать. И на этот раз тоже не обошлось без «многих знаков уважения», но в результате – в Париж привезли несколько оленей с ослиными хвостами и «съемными» рогами, которых и водворили в парижский государственный зоопарк Жарден де Плант. В Лондонском Реджент-Парке также поселилось несколько «Оленей Давида». Появились они и в Берлине. Поначалу олени отлично прижились в Европе, но вскоре все погибли по неизвестным причинам.

Олений погром. - Дело было в 1898 году в разгар японо-китайской войны. В императорском парке стояли солдаты. Для них, что «Олень Давида», что любая другая скотина – лишь бы годилась для похлебки! И съели солдаты драгоценных оленей, невзирая на пышное латинское название, на смятение посольств и на переворот в науке.

Вполне возможно, что съели не всех императорских оленей. Но уж если не везет, то не везет! По словам одного английского автора Гловера М. Аллена, оленей, уцелевших после постоя солдат в засекреченном парке, доели просвещенные представители «Великих Европейских Держав», - они как раз прибыли для подавления Боксерского восстания. Так что на своей родине «Олени Давида» вывелись начисто, а в европейских зоопарках они уже давно исчезли. Казалось, - необратимо стерт с зоологических карт еще один редкий вид.

Но... – Оказалось, что председатель Лондонского зоологического общества герцог Бедфорд не растерялся во время общей суматохи с таинственными запросами и торжественными вручениями оленей на уровне послов. Он успел приобрести несколько пар этого вида лично для себя и поселил их в своем скромном поместье, где они благоденствовали на свободе. В 1912 году во владениях герцога Бедфорда резвились уже 60 «Оленей Давида». Сейчас в Вубернском аббатстве уже имеется около 400 голов этих редкостных животных. Отсюда и рассылают пары таких оленей в зоопарки Европы. И - парадокс! – одна пара была отправлена даже в Китай, где таких оленей уже и в помине не было.

Печальный урок зоологии. – Сколько трудов, приключений и опасностей приходится претерпевать, чтобы изучить, вывести или восстановить вымерший вид! И как легко погибнуть целому виду в результате даже случайного хитросплетения обстоятельств! А уж если к делу приложат руку равнодушие, жестокость и алчность, - нет такого вида, который сможет уцелеть, как бы живуч он ни был. Ведь могущественная и мудрая природа изумительно беззащитна перед бездуховностью и слепотой «человека-покорителя». Зато как щедра она для того, кто с сыновьей благодарностью принимает от нее добровольные дары...

ЕСТЬ ЛИ ИНТЕЛЛЕКТ У «МЕНЬШИХ БРАТЬЕВ НАШИХ», ИЛИ –

УДИВИТЕЛЬНЫЕ МЕДИКИ...

Любители и не любители животных часто спорят, есть ли у животных интеллект, разумны ли они. Хотелось бы без всяких комментариев привести ряд иллюстративных случаев, о которых рассказывает известный охотник и натуралист Жозеф Дельмон в своей книге «Добывание хищников». Дельмон – охотник за живыми зверьми. Он доставляет их в зоопарки и цирки. На долгом опыте он успел хорошо познакомиться с повадками зверей в естественных условиях и по мере общения с ними научился понимать и любить их. В своей книге он с восхищением и изумлением рассказывает о способности животных оказывать медицинскую помощь друг другу и самим себе, причем делают они это удивительно изобретательно и искусно.

Дик. – У Дельмона был орангутанг Дик, с которым он познакомился, когда тот, тяжело раненный, попросил у Дельмона помощи. У Дика была серьезная огнестрельная рана, которая начала гноиться. Дельмон подошел к нему, чтобы помочь, с опаской, так как у Дика была довольно устрашающая наружность. И какого же было его изумление, когда орангутанг своими мощными пальцами раздвинул края раны, как бы приглашая человека посмотреть ее и помочь. Дельмон начал его лечить, и всякий раз, когда он дезинфицировал рану, обезьяна хоть и терпела едкую боль, но безропотно позволяла себя перевязывать. Дельмон полюбил Дика и оставил у себя. Вскоре Дик стал самым активным и преданным его помощником, причем обожал лечить других зверей. Если в загоне, где содержались звери, предназначенные для отправки в различные зоопарки, появлялся Дик, то он сейчас же начинал «осмотр». Он подходил к всем и каждому, щупал, выслушивал, прикладывая ухо к груди и спине животного, а иногда проводил такой «осмотр» и самому Дельмону.

Дик удивительно распознавал больных животных задолго до того, как это замечали люди. Однажды он стал проявлять исключительную заботу к маленькому орангутангу, которого везде водил за собой, обнимал, укладывал спать рядом с собой, дышал ему на лапки, чтобы согреть. Потом оказалось, что малыш был болен туберкулезом. Ветеринар прописал микстуру, которую давал ему, разумеется, Дик. Дик его и погубил из-за своей чрезмерной заботливости. Решив, что если выпить больше микстуры, скорее поправишься, он дал выпить своему подопечному всю бутылочку сразу, и тот, конечно, скончался.

Однажды, когда у обезьян в загоне произошла потасовка, Дик рьяно принялся их разнимать, а потом преданно лечил раненых. И это «лечение» вовсе не было подражанием того, что он видел у ветеринара, а оказалось, что лечит он своих пациентов особым методом. Первым делом он бежал за орешками бетеля, сдирал с них листочки, хорошенько вылизывал рану, а потом накладывал влажные листочки. Любил он также накладывать повязки из грязи и очень сердился, если ветеринар лечил больных по-своему. Однажды он даже сорвал повязку, положенную ветеринаром на рану одной обезьяны, и усиленно стал заталкивать в промытую, чистую рану обыкновенную глину. В глину он верил свято. Если у него самого что-нибудь болело, то иных средств он не признавал. Однажды Дельмон увидел своего любимца, который тихо сидел в уголке, покачиваясь из стороны в сторону, держась обеими руками за голову. Встревоженный Дельмон осмотрел Дика и с удивлением увидел, что он обмазал себе глиной полголовы и прижимал к левой щеке большой глиняный шарик. Оказалось, что у него нарыв на десне, и он пытался вылечить его своими средствами. Дельмон оставил его в покое, решив подождать и увидеть, как подействует метод Дика. И что же? Через два дня нарыв прошел, Дик сам вырвал себе зуб пальцами и в полном восторге показал его хозяину.

Грязь и листья. – Дельмон рассказывает, что листьями пользуются, видимо, в случае ранения все обезьяны, потому что ему довелось однажды во время операции ребра у гиббона увидеть, что вместо жировика, который думали удалить, у обезьяны была просто шишка, состоящая из жеванных и спрессованных листьев, которыми гиббон, вероятно, лечил какое-то старое ранение. Когда удалили вросший в кожу тампон из листьев, оказалось, что под ним у гиббона был рубец длиной 6-8 см. Тампон состоял из очень горьких листьев дерева «Boswellia serrata», которые без нужды гиббон есть не станет, именно из-за нестерпимой горечи, причем примечательно, что местные жители в области, где был пойман гиббон, также пользуются этими листьями в лечебных целях. Как догадались обезьяны прибегнуть к такому методу лечения? Видимо, сперва листья прикладывали к ранам, чтобы остановить кровотечение, а потом заметили, что некоторые листья облегчают боль и ускоряют заживление. Это, конечно, только предположения, которые основаны на свидетельстве Камерунского племени Булу. Негры Булу утверждают, что сами неоднократно видели, как тяжело раненные шимпанзе прыгают с дерева на дерево, рвут листья покрупнее и прикладывают к ранам, пытаясь остановить кровь.

Грязелечение. – Не удивляйтесь, но мы с вами не единственные, верящие в грязелечение. Животные знают о лечебных свойствах различных грязей, и по этому поводу имеется немало легенд. В разных версиях по поводу разных грязевых курортов можно услышать о чудодейственных открытиях, сделанных... вепрями, оленями, медведями и старыми лошадьми. В одном сказе XVIII века речь идет о старой лошади, которую хозяин выгнал, так как она заболела и не могла больше ему служить. Лошадь поплелась к заиленному водоему и несколько раз в него окунулась. Эту процедуру она повторяла несколько дней подряд. Потом, преображенная и помолодевшая, вернулась к своему неблагодарному хозяину, который с радостью ее принял и поспешил снова поставить в упряжку. Таким образом и был открыт, по легенде, французский курорт Баньол-де-л’Орн, пользующийся большой известностью.

Дельмон также приводит интересный и притом вполне реальный случай грязелечения животных, которое они сами себе прописали. Он утверждает, что видел в Индии буйволов, больных чесоткой, которые целым стадом ушли из села и погрузились в соседний пруд, в котором никто не купался из-за того, что вода в нем была всегда мутной и илистой, а берега покрыты тиной. Буйволы погрузились в мутную воду по самую голову и пребывали там непрерывно целый месяц. Они не ели и не пили, и лишь несколько раз ненадолго выходили из тины. К удивлению очевидцев, их коросты отпали и на коже появились новые волоски. Но они честно продолжали лечиться целый месяц, и когда наконец вышли из своей «лечебницы», то, несмотря на худобу, выглядели очень бодро, а от чесотки не осталось и следа.

Хирургия. – Отличные хирурги, - по словам того же Дельмона, - это птицы. Впрочем, о случаях, когда птицы проявляли незаурядные хирургические способности, рассказывают многие натуралисты и охотники. Однажды охотник Виктор Фацио убил бекаса и увидел, что у него на боку приклеено нечто вроде пластыря из его же собственного пуха. Оказалось, что там была рана, которую птица закрыла накладкой из пуха, наложенной прямо на кровоточащую рану, так что спекшаяся кровь зафиксировала повязку. Фацио утверждает, что нередко видел, как бекасы накладывают себе такие пластыри на кровоточащие раны или вправляют клювом и перевязывают сломанные лапки. Однажды он нашел мертвого бекаса с перебитыми лапками. Вокруг переломов он увидел искусные повязки из перьев, которые птица, видимо, накладывала клювом. Это ее и погубило, так как она обмотала себе клюв перьями и погибла либо от голода, либо от удушья.

Искусным хирургом является также птица пастушок, обитающая в дроковых зарослях. Она очень умело накладывает себе повязки в случае пулевого ранения и даже умудряется извлекать пулю клювом.

Как накладывают гипс. – По свидетельству одного любителя природы, которому удалось подсмотреть, как ведет себя раненый бекас, птица, у которой была перебита лапка, собрала клювом глину и намазала ею перелом. Потом клювом смешала глину с травой и эту смесь наносила слоями несколько раз на поврежденную лапку, пока не получилось нечто вроде гипсовой повязки. Потом бекас терпеливо ждал, пока «гипс» затвердеет. О том, что лапка у него была переломала, узнали оттого, что незадачливая птица все-таки вторично попала в беду и в тот же день была подстрелена. Когда об этом узнал наш наблюдатель, он тотчас же снял так старательно наложенную повязку из глины и увидел действительно перелом, который бедняга бекас напрасно пытался вылечить...

Лечатся даже рыбы. – Во время одного из своих путешествий Дельмон наблюдал за летающими рыбами, которыми любовались пассажиры большого корабля. Это и в самом деле было очень красивое зрелище – яркая стайка рыб, сверкающих на солнце. Но Дельмону пришло в голову, что, возможно, рыбы летают неспроста. Когда ему принесли несколько таких рыбок, он увидел, что во многих местах у них выпали чешуйки, и на их месте видны коросты. Видимо, рыбки «взлетали», чтобы хотя бы недолго полечить свою кожную болезнь солнечным светом и теплом. При дальнейшем исследовании рыб с такими коростами помещали в два аквариума, один закрытый сеткой, другой открытый, - в том, где рыбы могли подниматься на свет и лечиться солнцем, все они выздоровели, у них исчезли коросты и наросла новая чешуя. В закрытом аквариуме у рыб выпали все чешуйки и рыбы погибли.

Как лечат друг друга. – Дельмону удалось захватить целое львиное семейство. Но прежде он довольно долго за ним наблюдал. Львица была тяжело ранена. Онаа лежала почти неподвижно и жалобно стонала. Львята ей не надоедали, а лев сидел около нее и внимательно за ней наблюдал. Львица пыталась вылизать рану, но не могла. Рана была на животе, ей трудно было нагнуть голову. Тогда лев сам вылизал рану и сейчас же отправился к водопою, как бы желая ополоснуть рот. Когда он вернулся, львица спала и стонала во сне. Лев сел около нее и так просидел всю ночь, не смокнув глаз. Несколько дней он лечил свою подругу, вылизывал ее рану, отгонял расшалившихся львят, носил ей еду и подталкивал к самому ее носу лакомые кусочки. Вечером четвертого дня львица попыталась сама пойти на водопой, но сил у нее не хватало, и она по дороге свалилась. Лев растеряно постоял около нее, потом схватил ее зубами за кожу на шее, как котенка, и потащил, осторожно подталкивая, обратно домой. Там он долго вылизывал рану, лизал свою подругу, ласково урча, и всячески старался выказать ей свою преданность.

Когда все семейство оказалось в неволе, лев сразу же потерял интерес к своей подруге и не стал больше ее лечить. Потом оказалось, что рана у нее была чрезвычайно тяжелая, в ней завелись черви, внутренности вываливались. И если ей удалось выжить несколько дней, пока она не попала в руки ветеринаров, то только благодаря уходу ее друга.

Умеренность – прежде всего! – Животные обладают удивительным чувством меры во всем. За исключением гиены, которая во время еды удержу не знает, и, наевшись до отвала, изрыгает излишки, а потом снова принимается за еду, все остальные звери едят очень умеренно, никогда себя не перегружая, и никогда не станут есть пищу, которая может им повредить. Если страдают несварением желудка, перестают есть вообще, довольствуются только водой и жадно поедают целебные травы. Собаки и кошки делают это неоднократно, так что это уже никого не удивляет, но подолгу питаются только травами также и львы, если чувствуют, что в кишечнике у них непорядок.

Животные доверяют человеку. – Кто любит домашних животных и наблюдает за их повадками, хорошо знает, что если кошка чувствует наступление родов, она охотнее произведет на свет своих котят где-нибудь не в одиночестве, а около хозяев. А женщины Африки рассказывают, что так поступают и пантеры. В случае трудных родов, они приходят к порогу хижин и там разрешаются от бремени. Некоторые утверждают, что африканские женщины, которые очень сочувствуют животным в беде, оказывают роженицам первую помощь, и благодарные пантеры нередко одаривают своих «акушерок» сочным куском дичи, которую кладут у гостеприимного порога. Хотите – верьте, хотите – нет!

А собственно, почему бы и не поверить, если до сих пор бытует история об Андрокловом льве, который, встретив на арене своего спасителя, не пожелал его растерзать, потому что помнил, как тот некогда вынул у него из лапы занозу. А если говорить о более современных удивительных случаях, когда животные доверчиво просят помощи у человека, почему бы не вспомнить о сообщении, опубликованном 3 июля 1960 г. во французской газете «Журнал де Диманш». В газете описан случай, когда в городскую поликлинику Сеуты в Марокко явилась собака. Она села около очереди, которая ждала приема. Когда дверь кабинета отворилась и из него вышел пациент, собака, к изумлению очереди, прошествовала в кабинет, стала у стола и жалобно взвизгнула. Врач был удивлен и растроган, он обследовал собаку и увидел, что у нее переломала лапа. Не отказав в помощи своему необычному пациенту, он вправил кость, наложил повязку, и пес перенес все очень терпеливо, ни разу не взвизгнув. Получив нужную помощь, собака, не спеша и с полным достоинством, удалилась. Врач проводил ее до двери, а за дверью очередь участливо ее встретила. Никто не знал, откуда она явилась, но все были поражены ее сообразительностью и всячески старались утешить больного пса. Получив в утешение конфеты и печенья от двуногих собратьев по несчастью, собака ушла из поликлиники.

Хотите – верьте, хотите – нет!

И как после этого не проникнуться не только уважением, но и нежностью, и сочувственным изумлением перед всеми этими «квадрупедами», которые, ей богу, честнее, преданнее и благодарнее весьма многих двуногих особей!

СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ О РАЗУМЕНИИ

(из сказов деда Жумахана)

Читатель, закончив главу, повествующую о злоключениях многих заморских животных и несладкой жизни хорошо знакомых нам четвероногих друзей, позволь напомнить тебе сказ, который, возможно, ты слышал в детстве от своего деда, а тот – от своего прадеда.

Когда сживались небо, вода и земля, а человек стоял как дитя малое и беззащитное посреди сверкающего лазорево-зеленого мира, где происходило деление «сфер влияния», - орел на дележ опоздал. Встретил он медведя, что возвращался со сходки, и спросил, как прошло вселенское собрание.

- Я получил в надел леса, - ответил медведь, - лев получил джунгли и степь, змея – травы, а рыба - реки и моря. Тебе же достались облака и скалы.

- А человеку что выделили? – забеспокоился орел.

- Человек сам выбрал надел. Он сказал, что ничего из наших угодий ему не нужно. Пусть ему выделят разумение. И мы выделили, - разумением сыт не будешь!

- Мы пропали! – захлопал крыльями орел. – Разумение – яснее неба, непреклоннее скалы, глубже моря и беспощаднее песков. Если человек обратит его против нас – мы погибли!

О, мудрый орел из старого предания, да не окажешься ты прав, да обратит человечество могучее свое разумение не на погибель меньших своих братьев, а на сбережение великого наследия, что досталось ему от Праматери-Природы.

Читатель! Человечество – это и ты тоже. В твоих руках столь могущественная, но столь хрупкая красота мира. Неужели ты не сбережешь мерцающую пыльцу на крыле бабочки, шелковистый ствол серебристой березы? Неужели поскупишься на доброе слово для друзей твоего очага и верных твоих помощников – меньших наших братьев?

В ПРОДОЛЖЕНИЕ РАЗГОВОРА О РАЗУМЕНИИ, ИЛИ…

«НЕБО ПАХНЕТ ГИБЕЛЬЮ…»

Известно, что в 1902 году на острове Мартиника произошло небывалое по силе извержение вулкана Пеле, которое в течение 30 секунд стерло с лица земли город Сен-Пьер и уничтожило 39 тысяч человек. Извергнутые ядовитые газы стелились над равниной… Это была катастрофа апокалиптического масштаба.

Катастрофа произошла 8 мая. С половины апреля жители удивлялись необычному поведению животных, а в особенности птиц. Около города Сен-Пьер находилось озеро, на котором с незапамятных времен отдыхали перелетные птицы. На этот раз они лишь покружили над озером и полетели к югу. Вскоре за ними последовали и городские птицы. Последними улетели воробьи.

Начиная с 17 апреля из горной местности в равнину потянулись змеи. Вселяя ужас в жителей и пугая стада, ползли двухметровые белые змеи, змеи черные и желтые, змеи безопасные и змеи ядовитые, в панике покидая насиженные горные гнезда.

Один преподаватель Сен-Пьерского лицея записал 3 мая в своем дневнике: «Сейчас 5 часов 45 минут утра, 3 мая. Наши собаки беспокойно тявкают. Чей-то бык сорвался с привязи и, как одурелый, мчится по дороге. Птички подолгу порхают над деревьями и как будто боятся на них спуститься. Голуби притаились в голубятнях. Куры и утки проснулись, но не выходят из клеток. А вулкан курится все сильнее».

Через пять дней все было кончено. Никому не пришло в голову пристальнее присмотреться к странному поведению своих кошек и собак, голубей и кур. А между тем среди 30000 человеческих трупов обнаружили только один труп кошки. Остальные, видимо, оказались предусмотрительнее своих хозяев и покинули обреченное место.

ЖИВОТНЫЕ И ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЯ

В 1954 году в результате землетрясения уничтожен был город Орлеансвил. Те, кто остались в живых, рассказывали, что накануне страшного дня домашние животные старались уйти из дому, а если лишены были этой возможности, вели себя неестественно и впадали в подобие транса.

Очень интересные свидетельства о поведении зверей перед землетрясением, почти уничтожившим столицу Македонии, город Скопле, дали смотрители городского зоопарка. Они рассказывали, что за несколько часов до первого толчка звери начали внезапно беспокоиться. Первой завыла гиена. В роковую ночь с четверга на пятницу, вскоре после полуночи, гиена завыла так страшно, словно чуяла небывалую угрозу. Выла она с полчаса. Вдруг завыли и остальные животные. Зарычали тигры и львы, затрубили слоны, паника охватила весь зоопарк.

И вдруг так же внезапно, как началось, смятение утихло. Звери смолкли и застыли в клетках, как зачарованные. Видно, поняли, что за решеткой бессильны перед опасностью, и стоически ждали страшного часа… В 5 часов 17 минут городу был нанесен смертельный удар.

НАШИ БАРОМЕТРЫ

Многие животные наделены способностью чувствовать заранее перемену погоды. Конечно, не все умеют эту способность обнаруживать. Как известно, наши деды метеослужбой не пользовались и нужные сведения о погоде черпали из окружающих «примет». (Хорошее слово «примета» говорит о том, что человек примечает, то есть присматривается, наблюдает, говорит о том, что человек не слеп, не глух к голосам окружающего его мира). Возможно, наши деды часто и ошибались, все же и по сей день имеются некоторые признаки в поведении животных, которые довольно надежно предвещают изменения погоды. И если нельзя непоколебимо утверждать, что перед жарким и ясным днем летучие мыши летают особенно высоко и в особенно большом количестве, а перед дождем влетают в дом, если можно ошибиться, ориентируясь на сову, которая во время дождя якобы кричит «на ведро», то вполне надежным предвестником дождя и грозы считается слишком активное поведение гусей и уток, которые в ясный день вдруг поднимают крик и возню, усердно ныряя в воду. Перед дождем пчелы не станут далеко улетать от улья, ласточки проносятся над самой землей, мелкие птахи встревоженно чирикают, как бы о чем-то совещаясь, и жмутся стайками, петухи кричат в необычные часы, лягушки квакают громче, чем обычно, на поверхности земли появляются дождевые черви.

Очень интересно поведение кошек перед грозой. Они неспокойны, вяло бродят по дому, то просятся во двор, то бегут в дом. Улягутся, и, вдруг внезапно встанут, нервно зевая и потягиваясь. Долго устраиваются, топчась на одном месте.

ЧУВСТВО ОРИЕНТАЦИИ

О способности ориентации животных сказано так много, что вряд ли нужно еще об этом напоминать. Тем не менее еще раз хочется отметить, что это чувство у собаки принимает совершенно изумительные формы. Очень интересные опыты в этом отношении были проделаны в Англии и Германии. Так, в 1955 году в Англии был поставлен «спонтанный» опыт. То есть произошел непредвиденный случай с охотничьей собакой по кличке Дункан и послужил убедительным примером изумительного чувства ориентации, свойственного собакам. Дело было так: одно охотничье общество, которое помещалось в Корнгилл-он-Твид, подарило другому охотничьему обществу в Йоркшире дюжину высокопородных охотничьих собак. Собак поместили в закрытый фургон и перевезли из одной местности в другую, на расстояние примерно 160 километров. Во время выгрузки упомянутый выше Дункан удрал и через месяц появился на своем старом месте. Получается, что в течение месяца пес ежедневно проходил всего 5-6 километров, но это не так уж мало, если считать, что местность была для него совершенно незнакомой. На пути ему пришлось преодолеть несколько речек, из коих две довольно широкие, нигде не было ни малейшего привычного следа, которым руководствуются охотничьи собаки, когда отбиваются от стаи. И, кроме того, в течение месяца Дункан должен был проявить немалую изобретательность в поисках пропитания. Такое поведение собаки можно считать истинным подвигом. Трудно представить, чем могла она ориентироваться в пути? В закрытом фургоне, покрытом металлическим кожухом, вряд ли ей удалось уловить какие-нибудь «дорожные» запахи. Тем более не могло у нее остаться никаких зрительных впечатлений. Но даже если сквозь запах бензина грузовика собака сумела уловить ряд посторонних запахов и потом восстановить их в памяти в обратном порядке, чтобы по ним проделать столь дальний путь назад, то нужно признать, что у Дункана не только необычный нюх, но и память чуть ли не порядка электронного мозга.

Заинтересовавшись этим особым даром собаки, в тридцатых годах нашего века немецкий натуралист Бастиан Шмид проделал ряд опытов, чтобы установить, что именно помогает собаке так безошибочно ориентироваться в пути. Героем опытов оказалась немецкая овчарка Макс, вернее, метис овчарки с изрядной примесью «дворянской» крови. Макс жил у своего хозяина в Пушгейме, а профессор Шмид увез его в корзине, в закрытом фургоне в Риннергоф, на расстояние 11 километров от его места жительства. В Риннергофе Макс не бывал никогда, между обеими точками дорога была нелегкой, шла через густой лес, так что «на зрение» собаке не удалось бы ориентироваться. Максу надели белый ошейник для опознания и по всему пути следования расставили наблюдателей, которых Макс не знал и которые также его никогда не видели, а узнавали только по ошейнику. Это были опытные натуралисты, очень сведущие в собачьих повадках, и в своих наблюдениях руководились четкой программой. Целью наблюдения было установить, каково будет поведение собаки, станет ли она нюхать землю или воздух, будет ли искать какие-либо следы, как станет реагировать на шоссе, на встречу с различными средствами транспорта.

Итак, 23 октября 1931 года в 9.35 утра Макса выгрузили из фургона в Риннергофе. Пес робко вышел из своей корзины и был очень озадачен, обнаружив вокруг себя незнакомые места. Он долго оглядывался по сторонам и, что поразительно, все время поворачивался в сторону Пушгейма, хотя не мог видеть ничего, напоминающего родной дом.

Макс казался растерянным, и, по свидетельству окружающих, с ним происходило что-то неладное. Сперва он ни на кого не обращал внимания и никак не отреагировал на какую-то собаку, которая здесь оказалась и задиристо на него лаяла. Чем-то неуловимым он вдруг стал похож на дикую, совершенно не одомашненную собаку. Потом он в нерешительности пошел по дороге. Шел медленно, но, тем не менее, тяжело дышал, словно в состоянии гипноза. Зрители утверждали потом, что он выглядел так, как будто бы вспомнил нечто забытое, очень важное. Возможно, они романтизировали бедного подопытного Макса, а возможно, оказавшись в незнакомом месте и поняв, что надеяться не на кого, кроме как на самого себя, пес действительно вспомнил то, что запрограммировали в нем тысячелетия «бесхозяйной» жизни?

Так или иначе, через какие-нибудь полчаса Макс стал спокойнее и увереннее, он все еще держал хвост поджатым и выглядел довольно понуро, но вдруг вышел на дорогу, ведущую в Пушгейм, и тут сразу преобразился. Веселой рысцой затрусил Макс к дому. В течение одного часа и восьми минут он прошел около 12 километров, причем первые полчаса у него ушли на нерешительную разведку местности. Отмечено совершенно бесспорно, что нюхом он не пользовался и что по пути долго петлял, пока не вышел на какое-то определенное место, откуда уже с полной уверенностью помчался домой.

Макс оказался столь податливым для опытов, что еще через 18 дней, а потом через 30 его подвергли еще двум испытаниям в том же Риннергофе. В обоих случаях поведение его было таким же, но теперь он приобретал уверенность уже через 5-10 минут и прямо шел к нужной дороге, причем во время второго опыта покрыл расстояние от Пушгейма уже на за 68 минут, а только за 45. Примечательно, что время сократилось не за счет того, что теперь он шел по знакомой дороге или что был более уверен в себе и оттого бежал быстрее. Он просто выбрал более короткий путь, так что здесь даже нельзя говорить о памяти, зафиксировавшей дорогу в целом, а лишь о запоминании отдельных запримеченных им вех пути.

Третий опыт окончательно всех поразил. Хозяин Макса переехал в местечко в четырех километрах от Пушгейма. Макса привезли в новое жилище после сильного снегопада, и с тех пор прошло два месяца, во время которых он ни разу не был в Пушгейме, так что дороги из своего нового дома туда совершенно не знал. Приступили к третьему опыту. Собаку снова повезли в Риннергоф, и на этот раз она вела себя так же нерешительно, как во время первого опыта, целых тридцать пять минут разведывала уже знакомые ей места, потом пошла по дороге, несколько отличной от того пути, каким шла в предыдущие разы, и направилась в Пушгейм. Макс пошел к своему старому дому, проведал родные места, а потом без всякого затруднения затрусил к новому местожительству.

Вот и все, что известно об этих опытах. Выводы? Самые неопределенные. Как показали наблюдения, Макс не руководился ни нюхом, ни зрительной памятью (разве что во время последних опытов, когда, возможно, ориентировался на какие-то общие особенности местности). Предположить, что он шел «по солнцу»? Но все дни, когда проводили испытания, были пасмурными. Чем же тогда руководился Макс? Загадка. Педантично и чрезвычайно скрупулезно описавший все опыты Бастиан Шмид приходит к единственному выводу: «Собака обладает изумительным и точным чувством ориентировки».

* * *

Этим материалом мы закономерно завершаем наш очередной раздел о животных. Не только потому, что говорится в нем о предчувствиях и чувствах меньших братьев наших накануне гибели и о естественном страхе смерти, который неизменно сопутствует бренному пути всего сущего на земле, в том числе и человека. Этот раздел также аргументирует предыдущий – о поразительном интеллекте, свойственном животным, что, к сожалению, по сю пору, в основном, оспаривается натуралистами.

К тому же, смерть и ее грозные предвестия, которые так умеют, - гораздо раньше нас, - предчувствовать животные – естественный финал раздела книги о всем живом, что нас окружает.

В этом последнем очерке в гораздо большей мере, чем в предыдущих главах, основанных на многолетних личных наблюдениях автора и его верных друзей, а также на почерпнутых фактах из тюркского фольклора, осмыслены сведения из множества источников на нескольких европейских языках; так что глава эта – как бы органичный переход к следующей части «Цветы усопшим», которая состоит из переводов с французского, румынского, польского и испанского…

М. Кушникова

<<Назад  Далее>>